Алесь Адамович - ...Имя сей звезде Чернобыль

И тут же — тихая, широкая река, на траве качается, смеясь. Костя, а вокруг бегает лохматый пес и радостно лает.

А это, похоже, сон не родившегося Аниного ребеночка: какие-то вялые, как водоросли в воде, движения, или это щупальцы, или змея?.. Да, змея, раскрытая пасть, неподвижные глазки, а напротив — раздувшаяся от страха, лягушка, лапы расставила, упирается, сопротивляется влекущей ее силе, но не назад, а вперед ползет. Капли пота, как ужаса капли, на бугристой ее коже. И кричит, совершенно по-детски кричит; человеческим крином.

И тут же — полет в небе, свободный, счастливый. Ане хорошо в небе. Только вот платье надо придерживать, ветер с ним балует, ей неловко, стыдно. Под нее подплывает здание АЭС, знакомая почерневшая крыша, нет, это уже похоже на кратер вулкана, черное грозное чрево. И там кто-то лежит. Кто-то в белой рубахе на черном, лицом книзу.

— Костя! — крик Ани.

— Что, что ты, детка? — проснулась и старуха. — Или тебе тоже война снится?..

22. Утро. Аня одна в избе, у старого зеркала, что висит на стене недалеко от икон с белыми вышитыми рушниками. Рассматривает себя, лицо свое, покрытое пятнами, руки — какие это пятна? Те, что всегда, носили беременные женщины, как природную отметину, знак обновления организма накануне великого таинства рождения жизни? Или же она уже помечена тленом, Чернобылем? А значит, и ребенок! Там, в ней.

Видит в окно, как за забором прошел человек с дозиметром, на ходу провел своей металлической палкой по веткам садовых деревьев.

Вошла старуха:

— Ох, детки, столько новых людей понаехало! Беженцы оттуда, от вас. Как в войну, Господи! Пойдем и мы возьмем какую-нибудь семью. Места хватит; проживем, не привыкать в тесноте.

И старик зашел в избу.

— Хоть бы не пыхкал своей люлькой! — накинулась на него старуха. — Может, ребеночек не любит.

Старик, как пойманный, выдернул люльку изо рта.

— Ничего, папа, ничего, курите! — заступилась Аня.

— Я что! А вот Чернобыль, говорят, пыхкает. Не уймется никак. Сколько людей по свету разогнал.

— Что, такой большой, этот атом? — спросила у Ани старуха. — Бегут люди, как от чумы!

23. Деревенская, утопающая в песке, разбитая скотом, разъезженная машинами, тракторами, комбайнами площадь (за оградой вся эта техника громоздится на виду здесь). Тут же здание почты и правления колхоза. Чуть поодаль — школа. Несколько огромных, как нездешние животные, городских автобусов, которые и привезли беженцев, «чернобыльцев». Они толпятся с вещами у школы, там много и местных жителей. Какая-нибудь бабка, забрав с собой приезжую семью, а то и две, гордясь перед соседями, что у нее сразу так увеличилась родня, ведет их за собой. И действительно счастлива: у нее, может быть, родни-то и нет, война обрубила все корни. А тут сразу объявилось полдюжины внуков. Даже лозунг успели написать, растянуть между двух сосен: «По-братски, по-партизански разделим общую беду с чернобыльцами!»

И тут же на стенах почты и правления плакатики, бумажки, или мелом написано — зов потерявших родных, близких в горячке эвакуации; «Мы в соседней деревне Копачи. Сидоренко Остап и Огрипина». «Мама, я тебя ищу! Мы тебя ищем! Оля, Катя Чудаковы. Ищи нас у тети Франи». «Кто из деревни Каменка Брагинского района? Отзовитесь!»

Тут же зеленая машина, к которой льнет заинтересованная толпа местных жителей и эвакуированных. Две девушки в белых халатах, не вылезая из машины, измеряют «рентгены», «миллирентгены», «рады» — слова эти нет-нет, да и прозвучат в толпе: то бабка старая изречет («Ой, этих рангенов столько, столько объявилось! Люди говорят!»), то пацан (приставил палку к животу такого же, как сам: «Тысяча рентген! Жить будешь, но на карачках!»). Многие люди еще только эхо тревоги несут в себе, и не страх, а возбужденность, оживление на их лицах. Смотрят, как замеряют девушки в халатах невидимую опасность, верят и не верят, что она есть, настигла их.

Девушка, подносящая металлический штырь с наконечником к чьему-то животу, к шее, к детским ботиночкам, говорит, произносит одинаково бесстрастно, не пугая и не ободряя, а, лишь констатируя: «Чисто», «Грязно», «Грязно», «Чисто»…

Вот женщина подняла внука, поднесла к прибору босоногого.

— Помыть надо ноги, — говорит девушка, вглядываясь в шкалу прибора.

— Заставь ты его попробуй! — виновато оправдывается бабушка.

— А вас — откуда привезли?

— Нас ниоткуда. Мы здешние.

— Здешние? — девушки переглянулись. Пошептались. Одна выбежала и направилась к закрытой большой машине.

Молодой здоровенный парень, по мазутным пятнам судя, комбайнер или тракторист, прошел сквозь очередь, как горячий нож сквозь масло.

— Мерь и меня!

Девушка, не реагируя на его игривый тон, делает свое дело тщательно, серьезно.

— Ну что?

— Ничего нет.

— Ну вот, а вы тут паникуете. Оставайтесь, девушки, у нас, устроим танцы.

— Дай людям работать! Танцы ему! — зашумели женщины, оттесняя его от машины.

Аня стоит в сторонке: подойти или не подойти? Не решилась. Идет через толпу, не слыша ее, вокруг говорят, смеются (мы это видим), но слышим лишь ее разговор со своим ребеночком:

«У нас с тобой всё хорошо, не бойся, сладкий мой! Ну, а что маму тошнит, так оно и должно быть. Ты здоровенький, я знаю, хорошенький, красивенький. Где-то наш папка, о нас думает, беспокоится…»

Увидела сидящего в сторонке от всех мальчика лет шести. Прислонившись к дереву, спит. Явно приезжий, городской, судя по его одежде, даже панамка на голове. Подошла, он открыл глаза. Переглянулись, и мальчик тут же устремился к ней.

— Вы своего мальчика ищете?

— А ты что один здесь? Ты откуда?

— Я из Братина.

— А где все твои? Мамка?

— Меня потеряли. У меня тоже две сестрички есть. И бабушка, и дедушка.

— А что ж ты здесь один?

— Тут меня найдут, увидят. А там столько людей, не увидят. Мальчик покашливает.

— Ты не простыл? На земле сидишь.

— Я нет. Мы привыкли.

— Кто мы?

— Детдомовцы.

— Брагин — это Белоруссия?

— Ага, Белоруссия.

— Так ты из детского дома?

— А как вы догадались?

— Ты же сказал.

— Всех теперь ищут. И меня найдет мама.

— А где все ваши?

— Уехали. Я нарочно отстал, спрятался. Они все говорят, что я скоро помру. Что у меня тысяча рентген. Потому что мне всё время хочется спать.

Он показал десны, провел пальцем — действительно кровь!

— Тебе просто витамины надо есть.

Прошли мимо колодца, уже задраенного целлофаном. Две женщины с ведрами недоумевают, спрашивают у приезжих рабочих:

— Как же воду брать?

— Нам приказано. Будем скважину бить. Одну на всех.

— Ну, а теперь как?..

Аня ведет найденыша к себе во двор. А туда впереди них зашел человек с палкой-дозиметром. Провел ею по кустам сирени, до яблоневой ветки дотянулся.