Матвей Любавский - Русская колонизация

То же самое справедливо будет и относительно Восточной Сибири, которая стала заниматься русскими людьми со времени окончания смутной эпохи в Московском государстве. Частная инициатива при этом играла еще большую роль, чем при занятии Западной Сибири. Обыкновенно новые земли и новых плательщиков ясака отыскивали московскому государю партии служилых людей, преимущественно казаков, отправлявшихся нередко на лодках и на лыжах за тысячи верст по рекам Восточной Сибири. Найдя какое-нибудь племя, казаки собирали с него ясак, строили поблизости острожек, оставляли в нем часть людей, а остальные шли дальше, проведывать все новые и новые места. В какие-нибудь 20 лет, таким образом, казаки прошли всю Сибирь до Охотского моря. По следам их шла уже правительственная колонизация и строились более или менее значительные города и остроги, поселялись на постоянное жительство русские люди и окончательно покорялись инородцы.

Какая же сила влекла в Восточную Сибирь казаков-разведчиков, заставляла их претерпевать голод, холод, неимоверные труды и лишения? Конечно, не служебное усердие, а собственный интерес. Дело в том, что, собирая ясак на государя, казаки не забывали при этом себя и брали с инородцев второй ясак в свою пользу, так сказать, за труды по сбору. Они брали столько, сколько можно было взять, и брали не одни только меха, но и все, что понравится. Казацкие экспедиции в Восточную Сибирь предпринимались, в сущности, для грабежа, как и экспедиции казаков на Волгу, на Каспийское море, на Азовское и Черное, с той только разницей, что им покровительствовало государство. Нельзя, конечно, отрицать и того, что своеобразная жизненная обстановка вырабатывала и людей соответственного психического склада, искателей приключений, которых манила к себе необъятная таинственная даль, возбуждавшая фантазию призраками несметных богатств, по ней рассеянных. Но таких людей были единицы. Большинство же шло по мотивам реального свойства, возникавшим на почве действительности, увлекаемые жаждой добычи. Что касается правительства, то его колонизационная политика в Восточной Сибири, как и в Западной, определялась довольно разнообразными мотивами. Подчинение инородцев с целью сбора с них ясака играло в данном случае первенствующую роль. Сибирская мягкая казна уже при царе Федоре стала большим подспорьем для московского государственного казначейства. Из Сибири стало поступать ежегодно 5000 сороков соболей, 10 тысяч черных лисиц, полмиллиона белок. С увеличением русских владений в Сибири возрастала и русская мягкая казна. По свидетельству Котошихина, при Алексее Михайловиче из Сибири поступило разнообразных мехов в царскую казну на сумму в 600 тысяч рублей, т. е., по-нынешнему, миллионов на 9 рублей. Такую сумму дохода нельзя не признать значительной, если, например, принять во внимание, что торговых и промышленных пошлин разного рода в приказе Большой Казны в то же время поступило на 500 тысяч рублей, т. е. на 7 1/3 миллионов рублей по-нынешнему. Естественно, что московское правительство должно было покровительствовать и содействовать всеми зависящими от него средствами расширению своих владений в Сибири, что достигалось только распространением по Сибири русской оседлости. Движение на восток тем более было настоятельно, что с течением времени пушные богатства в Западной Сибири стали истощаться, инородцы стали добывать меньше мехов и качеством хуже, и надо было отыскивать новых ясачников. По словам Котошихина, в его время в ближних сибирских городах «звериный лов помешался», стали ловить соболей только средних и плохих, и количество их уменьшилось; лучших соболей доставали «в самых остатних градех» на Лене. Сбор ясака с инородцев был, как сказано, реальным мотивом, двигавшим правительственную колонизацию Сибири. Но надо признать, что правительственная политика относительно Восточной Сибири определялась также и различными надеждами, которые порождались ходившими слухами об ее ископаемых богатствах. Занятие Забайкалья, например, как увидим ниже, вызвано было слухами о залежах там серебряных, медных и свинцовых руд. Эти слухи основывались на действительных наблюдениях, сделанных туземцами, и хотя русские люди, за редкими исключениями, в XVII в. не сумели найти руды, тем не менее слухи об ее существовании манили и частных людей, и правительство, и двигали вперед занятие русскими людьми Сибири. В сущности, подобные же мотивы, основанные не на точном учете выгод, а на надеждах выгоды, и по настоящее время влекут русских людей в Сибирь и определяют отчасти и правительственную политику, вроде, например, постройки Великой Сибирской дороги, Маньчжурской и Порт-Артура. Тем более должны были они действовать в XVII в., когда Сибирь в буквальном смысле была terra incognita и могла еще сильно действовать на воображение, возбуждать всякие надежды, чем в настоящее время. С подчинением инородцев русской власти, с появлением русских поселков, являлась нередко необходимость для защиты их от нападений не покоренных еще племен, создавать новые городки, новые пункты русской оседлости, и, таким образом, район ее все более и более расширялся. Этому распространению могли положить конец только естественные преграды или достижение границ оседлости какого-либо могущественного и более или менее культурного народа. Так это и случилось на деле с распространением русской колонизации в Восточной Сибири.

Распространение русского владычества и русской колонизации в Сибири, прерванное Смутой, возобновилось с утверждением на престоле царя Михаила. В его царствование русские люди по притокам Енисея и Лены быстро прошли до самого Охотского моря и по р. Лене – до Ледовитого океана, облагая ясаком тунгусов, бурят, юкагир и ламутов и строя в их земле городки, острожки и зимовья. К концу этого царствования русские люди заняли бассейны Енисея и Лены, Яны, Индигирки и Колымы; кроме того, немного подвинули на юг свою оседлость и в Западной Сибири. При Алексее русские люди утвердились в Анадырском крае, в области чукчей, в Забайкалье и на Амуре и подвинули свою оседлость на юг, в бассейнах Тобола и Ишима. Наконец, при Петре Великом, покинув Амур, русские заняли Камчатку.

Поступательное движение русских людей в Восточной Сибири совершалось двумя путями, образуемыми сближением рек системы Енисея и Лены. Северный из этих путей образуется реками: Нижней Тунгуской, притоком Вилюя – Чаном, р. Вилюем и Леной; южный образуется Верхней Тунгуской, ее притоком Илимом, притоком Лены – Кутом и, наконец, Леной. У устья Алдана оба эти пути сходятся в один, идущий вверх по р. Алдану и его притоку – Мае, который своим верховьем близко подходит к верховью р. Ульи, впадающей в Охотское море. По этим рекам и подвигались русские люди при занятии и заселении Восточной Сибири.