Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории

ГРЮНБЕРГ: Почему Наполеон, бросив армию, уехал в Париж? Да чтобы мобилизовать все силы и брать реванш! Поэтому Кутузов был одного мнения с Александром в отношении продолжения войны. Возьмите его письмо, в котором он пишет семье, что в Тарутино свои действия он соизмерял со свободой Европы.

НИКИФОРОВ: Поэтому то, что наши войска вступили в Европу и разгромили Наполеона, — это такая же историческая неизбежность, как была и в 1945 году.

ГРЮНБЕРГ: Действительно, никто не задавался вопросом, почему в войне 1941–1945 годов мы не остановились на своих рубежах? Естественно, что война продолжалась дальше. Также никто и не прекращал войну 1812 года. Она продолжалась совершенно естественным образом, вопросов не возникало. Но почему-то потом сложилось мнение, что Кутузов был патриотом, а Александр преследовал интересы Европы.

Ничего подобного! Офицеры в своих мемуарах оставили воспоминания о том, что они пришли в Париж, чтобы завоевать достойный мир для России. Россия — это немаленькая страна, и ее покой и безопасность не могут быть вне системы европейской безопасности. Результатом Парижского мира был Венский конгресс, на котором приняли, в общем-то, условия европейской безопасности, которая при всех своих издержках действовала на протяжении почти ста лет.

ЛОБОВ: Было много попыток противопоставить Кутузова Александру, в том числе в советской литературе. Кого мы поднимаем? Кутузова, Барклая де Толли и Багратиона — это полководцы. Потом еще Раевского, Дениса Давыдова… Александра словно бы и вообще не было, а Аракчеева просто, извините, смешали с дерьмом! Это грубо, но это точно. И кого — выдающегося государственного деятеля! Кому же это было выгодно?! Конечно, тем, кто превозносил Наполеона. А почему превознося Наполеона, а не Александра? Ведь он после капитуляции Парижа возглавил Комитет общеевропейский, по сути дела, стал главой Европы. Желает ли «просвещенная Европа» вспоминать, что ею руководил русский царь? Конечно же, нет! К России и русским политикам на Западе всегда было весьма специфическое отношение.

ГРЮНБЕРГ: Между тем, когда Александр перенес войну на европейскую территорию, он в отличие от Наполеона не проводил экспансию, не занимался устройством своей империи.

И вот еще маленькое такое исследование. Была ли действительно та самая встреча, когда Кутузов перед смертью на вопрос Александра «Простишь ли ты меня, Михайло Ларионович?» отвечал: «Я-то тебя прощаю, но простит ли вас, государь, Россия?» Ничего подобного не было! Умирающий Кутузов и Александр в это время были просто в разных точках на карте… Все происходящее было абсолютно естественным процессом, и это понимали и Александр, и Кутузов.

А. ПЕТРОВ: Людей надо судить по их дарованиям. Александр Павлович был руководителем Российского государства, определял его стратегию и политику. Более того, он определял стратегию коалиции в 18131814 годах и здесь показал незаурядные полководческие дарования. Но, будучи человеком очень здравомыслящим, прекрасно зная свои хорошие и дурные стороны, он отказался от непосредственного командования войсками в 1812 году, передал управление в руки профессионалов, а сам взял ту область, в которой он был профессионал. По-моему, в этом смысле оба этих человека — Александр Павлович и Кутузов — равноправно являются победителями Наполеона.

«12 (24) июня 1812 года останется навсегда достопамятным в русских летописях, ибо в этот день Наполеон с собранным почти со всей Европы войском, прошедший Неман. вступил в пределы России», — накисал в своих «Воспоминаниях о 1812 годе» Иван Сухецкий, учитель из города Борисова, и оказался абсолютно прав.

История человечества (а нашей страны в особенности) буквально строится на ошибках. Одна из них заключается в том, что Франция и Россия, которые на рубеже XVIII–X1X веков воистину тянулись друг к другу, имели массу общих интересов, так и не сумели стать настоящими друзьями и союзниками. Причина тому — амбиции и самолюбие двух государей и активное противодействие ряда европейских государств («Англичанка гадит» — сформулировал великий Суворов). Достаточно вспомнить события, связанные с несбывшимся планом совместного похода в Индию в 1801 году, чтобы понять: Британия была готова на все, лишь бы не допустить столь угрожающего альянса.

Вариант противоположного развития событий указан в «Истории XIX века» Лависса и Рамбо: после Тильзита «Италия, Германия, Австрия, Пруссия и Польша всецело были подвластны Наполеону; он разделял с русским царем владычество над миром». Место для Англии в этой схеме во нее не обозначено.

«Темные силы толкали Россию и Францию на войну. И война началась. Она покрыла славой и русское, и французское оружие, но обескровила обе страны. Выгоду же из всего извлек третий…» — писал Керсновский, но ошибочно указывал не того «третьего», каковой был на самом деле. Зато несколько ниже следовало очень интересное замечание: «Лучшие государственные умы России противились этой совершенно бессмысленной для нее войне. Сперанского и канцлера Румянцева постигла опала, а одержавший блистательную победу над турками Кутузов был оставлен не у дел…»

«Войну 1812 года мы вели за чуждые нам интересы, война эта была величайшей дипломатическою ошибкой…» — справедливо утверждал Н. Я. Данилевский к книге «Россия и Европа» и продолжал: «…превращенной русским народом в великое народное торжество».

История строится не только на ошибках, но и на парадоксах. В канун 190-й годовщины начала войны в Литве, неподалеку от Каунаса, в 1812 году именовавшегося Ковно, был открыт необычный памятник, похожий на придорожный столб. Он даже и вырезан из дерева: конская голова, знаменитая треугольная шляпа французского императора и щиток, информирующий о том, что перед переправой «Великой армии» через Неман здесь находился штаб Наполеона. А с тыльной стороны столба вырезан этакий весёлый заяц, вставший на дыбки и угрожающе поднявший мускулистые передние лапы.

Эх, косой! Ты вошел в историю, но, к сожалению, не смог повернуть ее ход — как сумел твой безымянный собрат, перебежавший Александру Сергеевичу Пушкину ту дорогу, что вела его из Михайловского на Сенатскую площадь.

Откроем «Мемуары» бывшего французского посла в России Армана де Коленкура, изданные в Москве в 1943 году. Генерал рассказывает, как Наполеон, прибыв 22 июня в штаб маршала Даву, «находившийся в расстоянии одного лье от Немана и Ковно», самолично проводил рекогносцировку на берегах реки — с рассвета и до вечера, а потом еще и ночью. «Когда император скакал галопом по полю, из-под ног его лошади выпрыгнул заяц, и она слегка отскочила вбок. Император, который очень плохо ездил верхом, упал наземь, но поднялся с такой быстротой, что был на ногах прежде, чем я подоспел… Я тогда же подумал, что это — дурное предзнаменование, и я, конечно, был не единственный, так как князь Невшательский тотчас же коснулся моей руки и сказал: