Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории

В ночь на 27 января 1904 года японцы внезапно напали на эскадру, стоявшую на рейде Порт-Артура. В результате минной атаки были подорваны два лучших броненосца и крейсер. Можно понять, что война была неожиданностью для стоявших в Петергофе уланов. Но почему нападение оказалось внезапным для моряков Артурской эскадры и русского командования на Дальнем Востоке?

XX век начался Русско-японской войной. За ней пришла Революция.

Из дневника императора Николая II:

«19 июля [1 августа]. Суббота. Утром были обычные доклады.

После завтрака вызвал Николашу и объявил ему о его назначении верховным главнокомандующим впредь до моего приезда в армию. Поехал с Алике в Дивеевскую обитель.

Погулял с детьми. В 6У2 поехали ко всенощной. По возвращении оттуда узнали, что Германия нам объявила войну. Обедали: Ольга А[лександровна], Дмитрий и Иоанн (деж.)…»

Вот так… Верховного главнокомандующего государь назначил после завтрака; перед обедом узнал, что началась война. Как все обыденно, чтобы не сказать — легкомысленно! Уточним, что «Николаша» — это великий князь Николай Николаевич младший. По отзывам современников, «прекрасный кавалерист, но слабый стратег». «Сказать, чтобы он был умалишенный, нельзя, чтобы он был ненормальный в обыкновенном смысле этого слова — тоже нельзя, но сказать, чтобы он был здравый в уме — тоже нельзя; он был “тронут”, — такую характеристику дал цареву кузену председатель Совета министров С. Ю. Витте.

Но что тут поделать, если российские государи обычно считали главным качеством военного руководителя его личную преданность? А то, что «тронутый» и стратег «никакой», — так другой ведь может оказаться еще хуже.

В тот же день Николай Александрович обменялся телеграммами с другим своим кузеном — германским императором Вильгельмом II. Эти послания настолько милы, что, кажется, принадлежат галантному «осьмнадцатому» веку: «Получил твою телеграмму. Понимаю, что ты должен мобилизовать свои войска, но желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе… Наша долгая испытанная дружба должна с Божьей помощью предотвратить кровопролитие. Ники».

«Благодарю за твою телеграмму. Вчера я указал твоему правительству единственный путь, которым можно избежать войны… Во всяком случае я должен просить тебя немедленно отдать приказ твоим войскам безусловно воздерживаться от малейшего нарушения наших границ. Вилли».

Николаю — 46 лет, Вильгельму — 55, они правят великими державами. Кажется, что детские имена в их переписке, которая, предполагается, решает судьбы мира — как в политическом, так и в географическом значении этого слова — не совсем уместны. Хотя, быть может, императоры и знали, что все их старания напрасны. Реальная власть, по крайней мере в Европе, уже стремительно переходила от монархических династий и наследственной аристократии к финансовым и промышленным магнатам.

Вот почему в промежуток между этими двумя телеграммами вошла не только третья — от английского короля Георга V к российскому царю: «Я всеми силами стараюсь не упустить ни одной возможности предотвратить страшное бедствие, угрожающее ныне всему миру… Джорджи», но и нота германского посольства в Санкт-Петербурге, врученная министру иностранных дел России. Она заканчивалась словами: «Его величество император, мой августейший повелитель, от имени Империи, принимая вызов, считает себя в состоянии войны с Россией».

Знал ли Вильгельм II о таком своем состоянии? Сомнительно, что он так уж хотел воевать с кузеном. Однако в войне были заинтересованы другие силы.

«Первая мировая война этот чудовищный и кровавый конфликт был подготовлен и развязан в интересах группировок осатаневшей от жадности империалистической буржуазии, — писал в книге «Масонство и глобализм. Невидимая империя» Лоллий Замойский. — Десятки миллионов людей оторвали от родных очагов, погнали на убой, под газы, калечили, заставляли убивать друг друга с единственной целью — обеспечить финансовой верхушке своей страны максимальные прибыли, возможность грабить другие народы».

«Думаю, что империалистические устремления Франции и Великобритании сыграли свою роль в развертывании войны, — более мягко сформулировал мысль немецкий профессор Вильгельм Дайест. — Никто из них не хотел иметь в лице Германии мощного политического и экономического конкурента…»

Можно, конечно, вспомнить, как формировались военно-политические блоки, углубиться в хитросплетения политики. Но ограничимся упоминанием рекомендации кого-то из великих: «дружи с врагами своих соседей». Россия тогда граничила с Германией и Австро-Венгрией, и Франция с ней дружила.

Если же говорить о политических традициях, то, несмотря на многочисленные придворные и прочие симпатии к Германии, она почти всегда, за исключением разве что 1813–1814 годов, с нами враждовала. Историк писал, что это — «враг упорный и беспощадный, хитрый и бездушный, коварный и бесчестный. На протяжении семисот лет… враг традиционный, но не раз по капризу истории надевавший личину “традиционной дружбы” — всякий раз все к большей своей выгоде и все к большой беде России».

Уточним, что в 1914 году Россия, как это всегда было раньше и будет потом, к войне готовилась, но готова не была. А. А. Керсновский оценивал это так: «Уроки Японской войны, оздоровившие Русскую армию от взводных командиров до начальников дивизий, совершенно не пошли впрок нашему высшему командованию. Самоотверженная… боевая работа войск им профанировалась и пропадала даром».

Созвучно этому писал в книге «1 августа 1914» советский историк Николай Яковлев: «Русская армия вышла на войну с хорошими полками, посредственными дивизиями и плохими армиями. Иначе говоря, за считанными исключениями вооруженная мощь оказалась в руках слабо подготовленного и малоспособного высшего командования».

Великий Суворов завещал: «Воюй не числом, но умением». Умения не было, а потому воевали именно числом… Не задумываясь о завтрашнем дне, на фронт буквально сразу бросили все, что имели, что было у государя под рукой.

В книге «Пятьдесят лет в строю» А. А. Игнатьев вспоминает свою службу в 1-й гвардейской кирасирской бригаде, стоявшей в центре Петербурга: «Большую часть года мы не могли даже выехать в поле, но заслужили прозвище — “бюро похоронных процессий”, так как были обязаны участвовать в конном строю на похоронах бесчисленного генералитета, проживавшего и умиравшего в столице».

Однако лишь только «раздался звук трубы военной», вся гвардия — в том числе Кавалергардский и лейб- гвардии Конный полки отправились на фронт. По штату военного времени у кирасир всего-то было по 685 человек.