Олеся Герасименко - Неединая Россия

Пока все планы развития региона остаются на бумаге, люди с Дальнего Востока уезжают, и все попытки удержать их безуспешны. Объявленная Владимиром Путиным Программа переселения соотечественников в Приморье потерпела крах: в 2006 году по ней планировали привлечь 18 млн человек, а на деле за шесть лет в край из-за рубежа приехали жить три тысячи человек. Для сравнения, по данным Приморскстата, население Приморья только за год уменьшается на 15 тыс. человек. Один поток отъезжающих тянется на Запад, причем даже тут в покидающих Приморье людях сказывается нелюбовь к Москве. Как и в Новосибирске, многие дальневосточники стараются уехать не в столицу, а для начала выбирают более интеллектуальный и творческий Петербург с его дешевыми квартирами.

Многие используют обе российские столицы лишь как плацдарм для окончательного отъезда из России в Европу. Кто-то уезжает даже в Мексику и пишет оттуда, что Мехико-Сити не сравнится по опасности с родным Чуркиным. Вторая волна идет на Восток — в 1990-е это была Япония, а с начала 2000-х — Китай. Молодые люди, закончившие Дальневосточный университет и выучившие китайский язык, могут сравнительно легко найти себе работу с оплатой $3-5 тыс. в месяц. «Сын переехал пару лет назад. Сейчас живет в Харбине, гоняет на джипе. У них тихо, чисто и безопасно. На старости уедем жить туда и не вернемся», — рассказывает мне владелец успешного туристического агентства.

В крае говорят, что каждый рано или поздно приходит к пониманию: «Если хочешь здесь жить, решать все вопросы надо самому». «У нас тут не сепаратизм. Просто шило выперло в этой части мешка, — уверен Матвиенко, автор проекта сдачи Владивостока в аренду. — Люди, те, что уезжают из этой страны в одиночку, и те, что предполагают „отъехать“ целыми территориями, в сущности думают одинаково. Они не верят в способность власти грамотно управлять».

14 мая 2012

Русский Север

«Мы на своей земле не хозяева»

В 2010 году в Архангельске вышел сборник поморских сказок. Одиннадцать историй под твердой обложкой с иллюстрациями местного художника и переводом на три языка — русский, норвежский и помОрьскую говОрю, «живой язык коренного населения Поморья». В аннотацию поставили старинную поморскую пословицу «Норвежцы те же поморы, только говОря другА», назвали сборник тоже двуязычно — «Поморьски скаски. Pomoreventyr».

«Жил-бЫл тадь, который порАто не любИл лунУ», — читает мне сказку о воре, замазавшем дегтем луну, редактор сборника Иван Мосеев. «Слышите, как повышается тон к концу предложения? А ударные мы выделили прописными буквами, чтобы детям удобнее было. Это тот самый язык, который Ломоносов в черновых записках к грамматике назвал „поморский диалект“, вместе с малороссийским и московским», — говорит он.

Мы сидим в его кабинете в здании Федерального арктического университета, где Мосеев возглавляет Поморский институт коренных и малочисленных народов Севера. «Поморьски скаски» он называет одним из своих «этнофутуристических проектов». Издательские расходы Ассоциация архангельских поморов разделила с Норвегией пополам, напечатали три тысячи экземпляров, тысячу раздали по региональным библиотеками, а две отправили в королевство. Сборник не сразу дали вывезти: пограничники потребовали справку, что он не является историческим и культурным достоянием государства. За справкой надо было ехать в Петербург, поэтому решили схитрить: в Норвегию на гастроли ехал местный оркестр, и книжки рассовали по сумкам музыкантов.

Книжка вызвала международный скандал. На сайте информационного агентства Regnum появились заявления об «этнодиверсии издателей сказок и их спонсоров из Норвежского Баренцева секретариата под фундаментальные принципы русской культуры»: «„Поморьски скаски“, опубликованные норвежцами, надо рассматривать в качестве первого деяния в будущей агрессивной индустрии этнонационалистического строительства в северном регионе России». Норвежцы, которые рекомендовали своим издательствам растиражировать сборник так, чтобы он был в каждой норвежской семье, заволновались. С Архангельской областью они всегда предпочитали дружить, почетным консулом по традиции сделали местного жителя, «ветерана российско-скандинавского сотрудничества» Андрея Шалева. В городе Варде открыли музей поморов, которого в Архангельске нет.

Отдали в распоряжение русских поморов заброшенное кладбище там же. В 2011 году Ассоциация архангельских поморов установила там и большой деревянный крест, изготовленный на деньги рыбацких колхозов. Его, кстати, тоже не сразу дали вывезти из России. К установленному в Варде кресту проложили паломническую тропу, готовились к новым проектам.

Но в последнее время Норвегия в Архангельской области стала как Госдеп в Москве, шутят местные. В корыстных связях с ней обвиняют всех недовольных происходящим на берегах Белого моря. «Но я хочу подчеркнуть, что никогда никаких денег мы от норвежцев не брали, — говорит Мосеев. — У них вообще жесткая позиция, что они финансировать все проекты не будут, в крайнем случае только наполовину, особенно после речи Путина о шакалах и посольствах. То, что у нас происходит, — это настоящая народная дипломатия, мы обходимся без указок и помощи федерального центра».

В 2012 году критика «народной дипломатии» достигла пика. Агентство Regnum выпустило 27 статей о «поморах — пятой колонне Норвегии». Инициативная группа граждан, разделяющая державные идеи политолога Сергея Кургиняна, обратилась к новому губернатору с просьбой вообще запретить поморов. «Лидеры поморской национально-культурной автономии сознательно скрывают геополитическую авантюру — сконструировать на Русском Севере автономную поморскую территорию (республика, край), — говорится в их письме. — Главной их целью должно стать установление с помощью иностранных «общественных поморских организации’ полного контроля над пространствами европейского Севера России».

Норвежцы все это почитали, не захотели ввязываться во внутренний политический скандал и теперь даже думают отменить летний фестиваль «Поморские дни», который без эксцессов ежегодно проходил в Варде с 1993 года. «Норвежцы — люди практичные и уже поняли, что все дела выгоднее вести и решать в Москве и Петербурге, — вздыхает Мосеев. — А регионы снова превращаются в сырьевые бесправные провинции, возвращаемся в феодализм. Так что мы сейчас сидим оплеванные и ждем, когда появятся в этом скандале серьезные авторитеты — ученые, политики с именем, которые тоже скажут, что мы страшные сепаратисты».

На следующий день после интервью мы с Мосеевым идем на празднование Дня конституции Норвегии. На месте сбора, на набережной Северной Двины, гостям раздают красно-синие флажки. Гимн королевства играет оркестр МЧС России. Участники — сотрудники консульства, ученые, школьники, изучающие норвежский язык, сами норвежцы — торжественным маршем проходят по набережной до монумента воинской славы и там затевают национальную норвежскую игру: кто дольше удержит во рту ложку с картофелиной. «Надеюсь, ничьих патриотических чувств я не оскорбил», — оглядывается почетный консул Норвегии в Архангельске Шалев. Через полчаса все уходят на концерт в Гостином дворе.