Б Сучков - Стефан Цвейг

Если у Барбюса поражение революции в Германии и Венгрии не поколебало веры в грядущую победу социализма, то для Цвейга поражение восставших масс было свидетельством их бессилия и неспособности изменить существующие общественные отношения. Политическая обстановка, сложившаяся в послеверсальской Западной Европе, не способствовала сохранению у Цвейга того идейного и духовного подъема, какой он пережил в годы совместной с Ролланом антивоенной деятельности.

Победившая буржуазия стремилась искоренить память о днях революции; на обильно удобренной кровью земле Европы, словно могильные черви, плодились бесчисленные нувориши и спекулянты. Начался бешеный биржевой ажиотаж, духовная жизнь мельчала: в литературе и искусстве воцарился цинизм отчаяния, возродился интерес к иррационалистическим философским теориям. А.Бергсон, Б.Кроче и граф Кейзерлинг стали властителями дум. В побежденной Германии зрели семена реваншизма, в мюнхенских пивных уже начали свою демагогическую агитацию фашистские молодчики. Западная Европа вступила в период реакции.

В эти годы Цвейг в статье "Границы поражения" сформулировал свое кредо, определившее его общественную позицию. Цвейг считал, что после заключения мира в Европе не оказалось ни победителей, ни побежденных. Поверженными оказались лишь идеи гуманизма, братства народов, человеческой свободы. Так как народные массы не смогли освободить себя - Цвейг сожалеет об этом - и на них впредь больше нельзя возлагать надежд, то необходимо точно определить смысл происшедших событий и очертить истинные "границы поражения". Пусть политики, несущие ответственность за развязанную войну, подводят итоги собственным проторям и убыткам, занимаясь лавированием в политическом хаосе послевоенной Европы и вступая в сделки со своей нечистой совестью. Каждый честный человек обязан выяснить свое личное отношение к переживаемому этапу истории. Тем, кто боролся с войной, надлежит бороться и с ее последствиями. Противопоставив себя мнению многих, не приемля послевоенного несправедливого мира, даже оставаясь в одиночество, должно отстаивать культурные ценности и дорогие человечеству идеи прогресса, так как вдохнуть в жизнь теплое человеческое начало можно лишь воспитывая людей, пробуждая в них сознание нравственного долга.

Этот вывод свидетельствовал, что Цвейг в своей критике послевоенной действительности, как и прежде, не затрагивал социальной структуры буржуазного общества. Он воевал против идей, а не против причин, их порождающих. Не сумев понять империалистического характера минувшей войны, Цвейг был бессилен разобраться в реальных объективных противоречиях послеверсальской империалистической Европы. Но он, как и раньше, продолжает сохранять веру а не идеи, которым самоотверженно служил в дни войны. Особенно болезненно он переживал возрождение национализма, справедливо расценивая рост шовинистических настроений как свидетельство укрепления позиций милитаристов.

В 1920 году в статье "Призыв к терпению", опубликованной в журнале "Тагебух", он с печалью писал: "Мы - потерянное поколение, мы никогда не увидим Европу объединенной..." Как явствует из его открытого письма Барбюсу, написанного в связи с годовщиной организации "Кларте", Цвейг считал защиту идей братства народов первоочередной задачей прогрессивной интеллигенции и напоминал, что "Ныне, когда для определенных кругов интернационализм стал пустым звуком, только истинный интернационализм остается радикальным, даже революционным понятием". Мыслям, высказанным в этом письме, Цвейг остается верен до конца жизни.

В 1926 году в статье "Космополитизм или интернационализм", напечатанной одновременно в журналах "Эроп" и "Литерарише вельт", он, резко осуждая космополитические настроения, входившие в моду среди части буржуазной интеллигенции Европы, отстаивал интернационализм как главное орудие предотвращения войны, который "является понятием, ведущим к свободному объединению наций... Он не только переживает войну, но именно война является его решительнейшим, высшим испытанием". Призывы к единству народов только тогда достигнут цели, когда "перестанут быть космополитическими и будут действительно интернационалистическими... Довольно с нас сомнительных смешений понятий, довольно с нас безопасного и безответственного банкетного европеизма!"

Защищая единство европейской культуры, как предпосылку общественного прогресса, Цвейг выступал и против того, что он назвал "колонизацией Европы" Америкой, имея в виду не только проникновение в Европу американских капиталов и поддержку американским финансовым капиталом реакционных сил в Западной Европе. Он писал, что Европа превращается в "раба глубоко чуждой ей идеи машинизации... Истинная опасность, как мне представляется, лежит в области духа, в проникновении американской скуки". "Скукой" называл Цвейг свойственные американской буржуазной литературе и искусству черты стандартизации и однообразия, против которых восставали и крупнейшие американские писатели современности.

Однако полемика Цвейга с реакционными явлениями в области идеологии ослаблялась тем, что он не связывал свою защиту культуры с освободительными устремлениями народных масс. Утрата веры в их творческие возможности, а также игнорирование материальных основ исторического процесса имели для Цвейга роковые последствия. У него окончательно сложилось субъективистское воззрение на общество, движущими силами которого он стал считать одиноких творцов культурных ценностей, чья воля и сознание сообщают, по его мнению, созидательные импульсы истории и являются основой прогресса. Этот идеалистический взгляд на взаимодействие человеческой личности и общества лег в основу всех его биографических очерков, которые Цвейг начал интенсивно писать в двадцатые годы, реализуя прежние замыслы. Наиболее значительные из них были объединены писателем в 1935 году в единый цикл, получивший многознаменательное название "Строители мира". И в очерках этого цикла, и в других романизированных биографиях писатель проявлял интерес в первую очередь не к исторической обстановке, в которой приходилось жить и действовать выдающемуся человеку, а к его внутреннему миру, строю его души.

Порочность общефилософских взглядов на историю имела для творчества и личной судьбы Цвейга далеко идущие последствия. Не понимая объективных закономерностей, лежащих в основе исторического процесса, испытывая горчайшее чувство неудовлетворенности ходом общественного развития послевоенной Европы, Цвейг возлагал ответственность за неустройство мира не на самую систему капиталистического общества, а на буржуазных политиков, которые, по его мнению, неумело и неразумно руководят обществом. Его отрицательное отношение к политикам постепенно перерастало во враждебность к политике вообще, независимо от того, чьи интересы она выражает: правящих классов или широких народных масс.