Эдуард Байков - Уфимская литературная критика. Выпуск 5

Абитуриент: – Не знаю…

Профессор: – А Гражданская война? А Великая Отечественная?

Абитуриент: – Не знаю…

Профессор: – Мальчик, а ты вообще – откуда?

Абитуриент: – Из Бердичева…

Профессор: – Эх! Бросить бы всё – да в Бердичев!

Кстати, а есть ли в Бердичеве почта? Удивили Jane (рассказы «Камень» и «Я, ты, он, она») и Татьяна Краснова (рассказ «Прохожие»). Чего уж там «художественная проза» – не верится, что человек, всерьёз пишущий «Где-то в глубине меня билась одна только мысль: сегодня я стал импотентом. Не физическим». (Jane) или «Можно было праздновать уже по-взрослому». (Татьяна Краснова), когда-нибудь хотя бы письмо писал…

Да, и о письмах. К чужим письмам рука ведь так и тянется, но… вот пишет Тайфер рассказ «Чужие Письма», и – зря, рука, тянешься. Не просто зря, а вредно даже. Текстовые снотворные слабы и токсичны, и не спишь, и не бодрствуешь. (Другой тайферовский рассказ – «Ключ» – лишнее тому подтверждение).

Из рассказа Светланы Колесниковой «Что такое хорошо» – эссе бы, наверное, получилось. Да и рассказ бы получился. Может быть.

По-своему хороши Сергей Алхутов и Максим Кладов. Алхутов (рассказ «Знание – сила» и миниатюра «О любви») шуткует, по-митьковски так. Приёмчик, прямо скажем, из позавчера, но утомить не успевает (вот они, преимущества краткости). А кладовский рассказ «Moscow-city blues», может, и нехудожественная, может, и непроза, но этих «почти мальчиков – почти зверей» с их хайльгитлером, «легким, непринуждённым, ловким», все мы видели, видим. Говорить – надо. Куда более надо, чем «вот тебе и приключение» в Интернете, когда «я лежу в наушниках» и «сейчас мне кажется, что сбросит она своё приблизительное платье» (второй рассказ Кладова; миниатюра, точнее – «Радиоволна»). Кстати, а я лежу – без наушников. Да я вообще сижу. Могу рассказать. Так, на полстранички…

Девять авторов, а не забавен только Лачин Самед-Заде («Женщина в песках» и «Мудрость небес»). Вообще… интересно. То начинает казаться, что он русский-то плохо знает, то совсем даже так не кажется… Странно у него ложатся слова. Какие-то реакции идут, получается мир – из четырёх, из десяти абзацев. И, считай – не считай ошибки, не разваливается. Какое-то притяжение. И притягательность. Пожалела, что так мало вещей Лачина. Не о том, что маленькие, а о том, что мало, две.

Две их и у Сергея Ерошкина («Ключи» и «Красивая»), но это, как говорят в черноморском городе-герое, совсем другой коленкор. Определены они как «поэтические миниатюры», но с миниатюрностью дела откровенно плохи, а что касается поэтичности… Судите сами. «Любовь свою прошляпила. Прямо из рук. Неумелых, непривыкших к любви…». Или – «– Я всё ещё люблю тебя!!! – вновь кто-то закричал. – Да, да, уже бегу!!!». Уж не говоря о таких удачах, как «Она родилась для большого…» или «Но за дверью послышались уходящие шаги… Кто-то ушёл. Вот бы ей такие ноги и она была бы сейчас уже счастливой…».

С миниатюрностью хорошо у М. Б… Согласитесь, лаконично: «– В чём смысл жизни?; – …………….» (миниатюра «Между ангелом и бесом», вся). Лаконичней разве что рецензию можно написать – «???».

Яснее – по большей части яснее – Олег Лихоманов («Не дёргайся», «Идеальный джем», «Игрушка», «Звонок»). Он борец. Против механизмов, против «фанерной монументальности, прикрывающей отсутствие идеи». Но иногда он, вероятно, решает, что клин клином вышибают, ибо и у него присутствие идеи не везде прослеживается. Да и монументальности хватает (длиннот, «неповоротливостей»).

О цикле миниатюр Феано «Новые сказки» коротко и ясно можно сказать из него же (цикла) фразою: «…Таким образом, любая Бессмыслица может рассматриваться как особое состояние Смысла».

Татьяна Чабан написала о любви и дожде («Человек дождя»), Яна Кандова… тоже о чём-то написала («MEMENTO MORI»), и обе по-своему правы: любовь и дождь прекрасны, Кафка – тоже. Татьяне можно порекомендовать ещё о дружбе написать (погода на выбор), а Яне – ещё и Кортасара прочесть.

Порадовала Наталья Тимофеева. Она верит. Верит и героиня её миниатюры «Сапоги», Таисия. Верит всему, что написано в Писании, регулярно посещает богослужения, долго жалуется Господу на тяжёлое денежное положение, но Он никак не хочет предоставить ей новые – взамен старых, с треснувшей подошвой – сапоги. Вера её начинает угасать, и она даже, глядя в небеса, озлобленно комментирует: «Один – ноль в Твою пользу». Тут уж Господь не выдерживает и… Читайте Наталью Тимофееву. Будет вера – будут и сапоги. Правда, вторая её миниатюра – «Будильник» – произвела меньшее впечатление. Будильников всё равно не слышу.

И, наконец, Ольга Баркалёва, завершающая и раздел, и журнал отрывками из цикла «За рюмкой чая с…» (с самой собой; с Францем Кафкой; с призраком Мастера). С самой собой, пожалуй, получше получилось – во всяком случае, с «сорюмочником» ясно. А вот Кафка, говорящий «Послушайте, Вы абсолютно неправы, мой дорогой ребёнок! В каждом, Вы слышите, в каждом из людей, сидящих в этом заведении, есть что-то ненормальное. Вы можете этого не замечать, но это так!», Кафка восклицающий, Кафка доказывающий, Кафка панибратский (!) («…ещё немного, и я рассвирепею от этого панибратства и лёгкой покровительственной иронии»), Кафка – и «Вы абсолютно неправы»?!! Вы встретили кого-то другого, мой дорогой ребёнок. Да и Мастер, который «не торопится, будто знает, что мир не терпит торопливость», но «его движения немного порывисты» (немного, но так, что Вы «почти уверены, что в следующий миг он выхватит из-за пазухи нетленную рукопись»), который «столь реален», что «являет собой полутень полуулыбки мира»… Убедительней всего Ваше «Но я ошибаюсь». Пожалуй, это и эпиграфом можно поставить…

Не по недосмотру об этом разделе «под занавес» (в журнале он предпоследний). Автора два. Владимир Рубцов («Мысли о религиях, о христианстве, о церкви») и Сенилга (эссе «За Алтарём»). Рубцов в предисловии предусмотрительно сообщает, что «несколько лет просто записывал приходящие в голову мысли на религиозную тему». Вероятно, их он и представил – во всей их отрывочности и, скажем так, бесхитростности. «Все религии несут в себе империалистическое начало», – пишет Владимир, и думается: хорошо, что приходящие в голову мысли были не на математическую тему (ибо 2 х 2 = 4, 2 х 3 = 6, и далее, и до бесконечности).

Эссе же Сенилги… А почему «эссе»? Это в энциклопедии есть. В основном…

«Философско-литературный журнал». Философско—?..

ИТОГИ (итого!). Ещё раз хочется обратить внимание на хорошее качество издания. Поблагодарить Леона Хамгокова, Игоря Якушко за упорство, за работу, за «литературность» (а именно: во «Вселенных, забитых кретинами-рабами» кто-то же должен выпускать журналы, координировать, редактировать проекты, вообще что-то делать, – иначе мы ни ту же «мастеровитую» – в самом хорошем смысле! – Наталию Мицкевич не прочтём, ни ту же хорошую и разную Ещину). Да, – по большей части ругаюсь. Но… вот у меня на столе пачка толстых журналов, и, кроме беспроигрышных рубрик а-ля «Наше наследие», как-то не особенно что-нибудь греет… В любом, в любом «винегретном» издании, издании со множеством авторов, с несколькими жанрами – всегда будет «да!» (или уж «ну… да») и «нет, ни в коем разе». Таково сэляви, как говорят в далёком присенном городе. Хочется побольше «да!», это понятно. Но что бы они, эти «да!», были – побольше ли, поменьше – надо, чтобы издание было.