Олесь Бузина - Утешение историей

А ведь существовало! Производя миллионы литров пива, пушки концерна «Шкода», систему классического образования, скопированную, между прочим, Российской империей, и заодно извращенческие романы Захер-Мазоха, в которых Венеры в мехах хлещут кнутами главных героев. Весьма неплохо обывательствовало и даже процветало, если бы не вляпалось в Первую мировую войну и не разлетелось на осколки, как «ископаемая» планета Фаэтон, вместо которой теперь Пояс Астероидов — все эти Чехии, Словении и Боснии…

Фаэтон я вспомнил недаром — это сегодня Австрия не выпускает автомобили, а в старые добрые времена именно столица Дунайской монархии поставляла на мировой рынок знаменитые венские коляски — с нежнейшим рессорным ходом и откидывающимся кузовом-фаэтон. Специально для прогулок дам и господ в любую погоду. Она была мировым центром тогдашнего «автомобилестроения» — еще конного, а не моторного. Москва и Киев ввозили экипажи из Вены, как сегодня продукцию германского автопрома.

Но терпимой и многоукладной Австрия стала не сразу. Ее принудила к этому сама жизнь, неумолимый поток ее, заявивший однажды Империи: хочешь уцелеть, протянуть еще немного, становись федерацией, а иначе снесу тебя, как старую размытую дамбу!

В середине позапрошлого века, когда это случилось, Австрию раздирали противоречия, нынешней Украине при всей запутанности ее ситуации даже не снившиеся. Как внешние, так и внутренние. Главное внешнее противоречие давило на нее из Берлина — очень «братского», очень «немецкого», но, тем не менее, весьма антиавстрийского города с растущими великодержавными амбициями.

На протяжении своей долгой истории Вена и Берлин соперничали так же азартно, как сегодня Киев и Москва. Вена была старым центром Германского Мира. Берлин — новым. Подобно Москве, основанной в XII веке на самой границе Руси и тогдашнего восточно-славянского и финского этнических массивов (в так называемой Залеской Украине — с ударением на «а»), Берлин тоже возник на «кордоне» — только германцев и славян западных.

Есть у Берлина и еще одна параллель с Москвой — тотемная. Герб Берлина — медведь. В названии столицы нынешней Германии скрыт тот же медвежий корень — почти на всех арийских языках «медведь» — это «бер». Даже в русском слове «берлога» («логово бера») он затаился. Древние славяне-язычники наложили табу на общеевропейское слово «бер», заменив его «медведем» из страха. Уж слишком много было этих опасных непредсказуемых зверей в наших местах. Не каждый рискнет на него броситься с рогатиной. Поэтому чаще всего «бера» (слышите его рык?) стали обозначать уважительным эвфемизмом — «медом ведающий». Чтобы не тревожить лишний раз. Но в слове «берлога» древний корень, по обычной нашей непоследовательности, уцелел.

Франц Иосиф в 18 лет.

Москва в переводе с финского — «медвежья вода». Тоже град неукротимого Медведя, как и Берлин. Видать, немало было на территории будущей Москвы косматых любителей меда уже в те стародавние времена, когда никакие славяне туда еще не добрались.

Но это так — филологическое отступление, символически иллюстрирующее серьезность геополитической проблемы, с которой сегодня приходится сталкиваться Киеву (какой бы в нем ни был режим), а тогда — Вене.

Внутреннее же противоречие заключалось на самом востоке империи — в Венгрии. В той стране, которую часто называли еще и «короной св. Стефана» — в честь одного из ее первых королей из династии Арпадов, принявшего христианство. В свое время — в XVII веке — Венгрия сбежала под крыло могущественной Австрии от Турции. Тогда она не очень капризничала — лишь бы выжить. И из двух подданств — турецкого и австрийского — выбрала последнее.

Австрияки немало крови пролили за изгнание турок из Венгрии. На месте нынешнего Будапешта с 1541 года существовал так называемый Будинский пашалык (Буда и Пешт еще считались разными городами на двух берегах Дуная) с турецким пашой во главе. И так было до самого 1686 года, когда войска австрийского императора во главе с принцем Карлом Лотарингским отвоевали этот город, включив в состав Империи Габсбургов. Как видим, не всегда и не все можно решить только удачным браком — иногда приходится действовать и пушками, что Австрия тоже умела.

Но через полтора века все эти австрийские добрые дела уже казались венграм недостаточными. Они считали, что целиком расплатились кровью своих гусар, воюя за Вену в многочисленных войнах с Пруссией и Францией. В 1848 году Венгрия восстала, требуя полной независимости. И тогда же на императорский престол вступил совсем юный Франц-Иосиф.

Это в «Похождениях бравого солдата Швейка» герои называют его «стариком Прогулкиным», «развалиной», которую «нельзя выпустить из сортира без того, чтобы он не загадил весь Шенбрунн». А в 1848 году Франц-Иосиф был холостым восемнадцатилетним мальчишкой. Есть портрет его в гусарском мундире — можете убедиться. Ему хотелось драться, но он не знал как. От катастрофы Австрию спас российский император Николай I, считавший, что любой бунт — зло, где бы он ни произошел, и испытывавший к будущему «старику Прогулкину» вполне отеческие чувства. Николай послал в Венгрию войска во главе с нашим земляком-полтавчанином фельдмаршалом Паскевичем. Венгерскую революцию в два счета подавила русская армия.

Но Франц-Иосиф оказался весьма неблагодарным мальчишкой. Ровно через пять лет в разгар Крымской войны император Австрии вместо того, чтобы по-сыновьи подсобить Николаю, на что тот весьма рассчитывал, выступил на стороне Англии и Франции и потребовал от русских очистить Молдавию и Валахию — так называемые Дунайские княжества. Он, понимаете ли, сам имел на них виды. Очень уж хотелось Вене овладеть всей этой рекой до самых низовьев! Между двумя империями, гербами которых был двуглавый орел (только у Австрии с пламенеющим мечом в лапе, а у России — со скипетром) пробежала хмурая тучка, которая впоследствии будет только сгущаться. Медведь недовольно отполз от Дуная вместе с поручиком артиллерии графом Львом Толстым (тем самым — будущим автором «Войны и мира»), служившим в русской экспедиционной армии. Но Австрии, как выяснилось, от этого не полегчало.

Как всякому молодому человеку Францу-Иосифу хотелось доказать, что он ВСЕХ круче и умнее. Вместо проверенного австрийского принципа «Пока Европа воюет, Австрия женится», он решил и жениться, и воевать. Естественно, это не могло не завершиться большой глупостью. С Россией молодой Габсбург рассорился. С Западом (а Франция и Британия были для него Западом) так и не подружился. Разве что супругу нашел удачно — принцессу Елизавету Баварскую, очаровательную стройную девушку самой что ни на есть голубой крови — родную сестру полусумасшедшего короля Баварии Людвига, свихнувшегося на музыке Вагнера и строительстве фантастических горных замков.