Дмитрий Дарин - Русский лабиринт (сборник)

– Эх, смотри, наша милиция-то нас бережет, кто бы мог подумать, – смешливо вякнул Артист, но под строгим взглядом обернувшегося майора улыбку стер.

– Поздравляем, Селиваныч! – захлопала в ладоши Салтычиха, за ней захлопали и Шелапут, Василинин Сергей и даже Артист.

Ветеран утер-таки слезы, покачал головой, не веря своим глазам, и стал вынимать медали и ордена, а немало их было, весь край стола заняли.

– Поздравляю, Иван Селиванович! – протянул руку полковник. – А также разрешите передать вам поздравления, устные, самого министра внутренних дел, лично контролировавшего расследование после вашего письма. Да, попрошу расписаться в протоколе… капитан!

Тут же на столе появились казенная бумага, ручка, Иван Селиванович аккуратно, со значением вывел подпись.

– А… того… разрешите спросить. – Ветеран встал чуть ли не по стойке «смирно». – А нашли тех… грабителей, то есть.

– Конечно, нашли, – уверенно сказал полковник. – Кстати, Кирьянова Пелагея Никифоровна по этому адресу проживает, правильно?

– Я это, – грозно сложила руки на своей необъятной груди Салтычиха, – а че?

– Давайте-ка к вам пройдем, гражданка, разговор предстоит, – прищурился полковник. – Вот с капитаном Голованем и поговорите. А вас, Иван Селиванович, еще раз поздравляю, но и, сами понимаете, придется к нам в городское управление на днях зайти. Капитан Головань с вами свяжется, опознание там, разные формальности. И больше не оставляйте дверь открытой, моя вам настоятельная рекомендация.

Полковник приложил руку к козырьку и пошел к выходу. Капитан, который должен был о чем-то поговорить с Салтычихой, строго указал ей рукой – следуйте, мол, вперед. Салтычиха пожала мощными плечами, но повиновалась. Остальные милиционеры пошли за полковником. В коридоре остались Артист и Сергей. Шелапут, недолюбливающий по понятным причинам милицию, конца церемонии дожидаться не стал. Артист и Сергей понимающе переглянулись и пошли в свои комнаты за водкой, у кого чего осталось – сегодня они Ветерана не угостить просто не могли.

Между тем в логове Салтычихи проходил очень неприятный для нее разговор. Капитан Головань сразу опустил околичности.

– Где ваш сын Николай, Пелагея Никифоровна?

– А че? – оборонительно хмурилась Салтычиха, чуя, что на этот раз речь идет о чем-то худшем, чем ее родительские права.

– А то, гражданка Кирьянова, что сыночку вашему колония бы светила, будь он постарше чуток. Ведь это он навел грабителей на ордена-то.

Салтычиха уронила голову в ладони и вперилась взглядом в капитана.

– Да как же это… мой Колька? Дак рази… не может того быть, дак я же…

– Еще как может. Подозреваемые его в показаниях, не сговариваясь, указали. Он ведь со всякой шпаной крутился, хотел взрослым казаться, наверное, вот и «оказал взрослую услугу».

– Дак не… товарищ… я в званиях не разбираюсь…

– Капитан Головань. Так где сейчас Коля ваш?

– Товарищ капитан… – Салтычиха умоляюще сложила руки на груди. – Того не может быть, ну сболтнул где, он же к Ветерану все время бегал медали эти окаянные…то есть, тьфу, что я говорю-то, Господи, медали эти боевые смотреть, вот и похвастался перед друзьями-то. Ну, а они выяснили, где он живет, Ветеран, ну Селиваныч, то есть, вот и грабанули. Не наводил он, Христом Богом клянусь. – Салтычиха широко перекрестилась и смешно, грузно бухнулась на колени перед милиционером. – Не наводил он, не заби-ирай-те мо-во Ко-олючку ро-оди-имо-ого. – Салтычиха так заревела плачущим басом, что капитан Головань вскочил на ноги, теребя фуражку.

– Гражданка, встаньте немедленно! Встаньте с колен, я говорю!

– Не за-аби-ирайте, – блажила Салтычиха, подползая на коленях к милиционеру.

– Встать!! – заорал капитан, и Салтычиха тут же перестала выть, тяжело встала, села на койку, зажав голову руками.

Капитан выдохнул.

– Забрать, как вы выражаетесь, мы права не имеем. А вот допросить в присутствии родителей, то есть в присутствии вас, обязаны. – Капитан не знал, что Пелагея официально в родительских правах ограничена. – Потом обязательно на учет в детскую комнату поставим. Так где он сейчас?

Салтычиха не отвечала, только охала и качала головой, не опуская рук. Дверь тихонько приоткрылась – осторожно заглянула детская головка с испуганными глазами.

– Мам, а мам, ты чего плачешь? – дрогнувшим голоском спросила Анютка и тут же сама заревела.

Салтычиха бросилась к дверям и сграбастала дочку, как будто беспощадный капитан Головань собирался их сейчас, сию же минуту разлучить навеки. Милиционер смотрел на двух рыдающих существ, явно находясь в затруднении, что же предпринять дальше. Наконец, не выдержав женских и детских слез, слившихся в одну бурную реку, надел фуражку и вышел из комнаты. Напоследок строго сказал, чтобы Пелагея сама привела сына к нему в отделение – не позже завтрашнего утра. Салтычиха никак на это не прореагировала, но, не переставая всхлипывать, подошла к окну, убедилась для верности, что капитан Головань сел в последнюю милицейскую машину, и обернулась к дочери. Теперь вместо плачущей мадонны посреди комнаты стояла взбешенная фурия под центнер весом. Анютка потерла кулачками глаза и затихла, уставившись на мать.

– Так, подлецы, вот что, значит, удумали – мать в гроб раньше времени свести! Где твой брат, чтоб его черти с потрохами взяли, чтоб ему ни дна, ни покрышки – негодяй, вор малолетний, каторжник сопливый!!! Где Колька, я тебя спрашиваю, паскуда малолетняя?!! Где?!! – Салтычиха налилась нездоровой краснотой и стала озираться в поисках какого-нибудь тяжелого предмета.

Анютка еще секунду похлопала мокрыми глазами и юркнула за дверь. Вослед ей полетел материн сапог.

– Сволочь! Колька, гад!! Все вы сволота поганая, зачем я вас только рожала, гниды?!

Салтычиха упала на кушетку и зашлась в истерике, молотя по ней кулаками с такой яростью, что вмятины от пудовых ударов не успевали разглаживаться. Только через добрых полчаса она затихла, потом с неожиданной для ее веса резвостью вскочила на ноги, накинула потертый зипун и выбежала на улицу.

– Ко-о-олька! Ко-о-оля! – услышали уже сидевшие у Ветерана Сергей, Артист и Шелапут.

– Слышь, Селиваныч, – прокашлялся Артист, – а ты понял, почему мент к Салтычихе проследовал? Ну, я имею в виду – в связи с возвратом заслуженных наград – к ней именно почему? Я как раз по коридору с пузырем к тебе шел…

– Не стоит, Артист, – нахмурился Шелапут.

– Ну и почему? – радостно спросил Иван Селиванович, в сотый раз уже погладив медали, лежавшие на столе, у него под рукой.

– Артист… – предостерегающе сказал Шелапут.

– Не… не знаю, – продолжал улыбаться Иван Селиванович.

– Давайте еще раз за Ветерана…по маленькой только, – отвлек догадавшийся уже Сергей. – Это ты молоток, что в газеты написал… чиновник теперь огласки боится.