Дмитрий Дарин - Поспели травы

Эх, березы, березы…
Успокойте мне сердце,
Я то пьян, то тверезый,
Не могу отогреться.

То ли быль, то ли небыль
Все, что было со мною.
И плакучая ива
Над туманной рекою.

Зашумела дубрава —
Не со мной ли прощаясь?
Упокойная слава,
Что-то все не раскаюсь…

Тихо скрипнет осина,
Словно стонет украдкой.
На опавшей перине
Я валяюсь с устатка.

А с погоста за речкой
Веет вечной прохладой.
Стеариновой свечкой
Жизнь сгорает усладой.

Расстилается грязною скатертью
Полупьяная нищая Русь.
И ругают, и хвалят по матери,
Почему уж, судить не берусь.

То ли души вконец раскулачены,
То ль туман застилает глаза —
Для чего-то же мы предназначены,
За кого-то молясь образам.

Не живется нам в мире березовом,
Нам милее в родном кабаке
Пропивать то, что любим тверезыми,
Зажимая тоску в кулаке.

А потом со слезами и стонами
Горевать, ударяя о стол:
– Потеряли Россию мы, продали!
Выпей с нами, уж коли пришел!

Сам я тоже в разгуле оплакивал
Полустертую синюю Русь.
Кто-то мне наливал и поддакивал,
Разбавляя стаканами грусть.

И с тревогой в похмельном сознании
За все то, что наделал вчера, —
Я кричу тебе это признание,
Выжав сердце на кончик пера.

Колокольня в кокошнике с золотом,
В душу больно грехи стучат молотом,
И не верил я, а вот изверился,
Стал не светел я – горю доверился.

Я гляжу поверх крестов
В небо синее,
И гляжу поверх голов
На Россию я.
Лица – не узнать,
Словно скорчились.
Крест – не целовать,
Все кресты – закончились.

Ведь у нас, не убив, – не покаешься,
Столько каяться – только замаешься.
Что конвой, что попы – все красивые,
И шаги их не в такт – торопливые.

Я гляжу поверх крестов
В небо синее,
И гляжу поверх голов
На Россию я.
Лица – не узнать,
Словно скорчились.
Крест – не целовать,
Все кресты – закончились.

Сколько горя с костьми перемешано,
Занавеска моя занавешена.
На ромашке гадать – дело зряшное.
Лепестки судьбы – штука пустяшная…

Я гляжу поверх крестов
В небо синее,
И гляжу поверх голов
На Россию я.
Лица – не узнать,
Словно скорчились.
Крест – не целовать,
Все кресты – закончились.

Отпускать грехи – Богом поручено,
И старались монахи с подручными.
Отстрадались святые угодники —
Помолитесь за нас, за колодников.

Я гляжу поверх крестов
В небо синее,
И гляжу поверх голов
На Россию я.
Лица – не узнать,
Словно скорчились.
Крест – не целовать,
Все кресты – закончились.

Старая церковь
На косогоре
Вдруг из-за леса видна.
Словно старушка,
Плача от горя,
Тихо застыла одна.

Колокол было
Подняли снова.
Только вот нет звонаря.
Чья-то девчушка
В скромном уборе
Молится у алтаря.

Летом репейник
Стены облепит,
Некому чистить тропу.
Купол облезлый
В душу не светит
Пьяненькому попу.

Старая церковь
На косогоре,
Сколько ты помнишь молитв?
В вечном российском
Тихом укоре
Старое сердце болит.

Словно прощая
Одурь в народе,
В память о тех и других —
Светится церковь
На косогоре,
Нам отпуская грехи.

Над засеянной инеем пашнею
Пролетают опять журавли.
И, наверное, что-нибудь важное
Рассказали бы, если могли.

Рассказали б, как сверху вам видится
Неуютная серая Русь.
И удастся ли нам еще свидеться,
Сам надолго-то я задержусь?

Или скоро тоской журавлиною
Полетит вслед за вами душа…
Старый клен за зардевшей рябиною
Все ухаживал, кроной дрожа…

Скоро клин растворится, как в озере,
В синем небе моей стороны…
Перепаханы жизни бульдозером
Без особенной чьей-то вины.

Ветер сносит родное курлыканье,
Лишь молитву б мою не сносил.
Жизнь промчалась с присвистом и гиканьем,
И пришпорить ее нету сил.

Зарядила осенняя хлябь,
И не слышно родного курлыканья.
Русских душ мутноватая рябь
Расплескалась в кабацкое тыканье.

А березки ведут хоровод,
Притаившись у самой излучины.
И спивается здешний народ,
Позабыв то, что Богом поручено.

А я выйду босой
Насладиться росой,
По-над речкой туман расстилается.
Эх ты, край мой родной,
Я тобою – живой,
Здесь Россия моя начинается.

Я вдыхаю прохладу полей
И надежду, что все еще сладится.
От исконных российских корней
Журавлям, как и мне, не избавиться.

Пусть печальна моя сторона,
С серой болью навеки повенчана,
Ты свое получила сполна, —
Значит, Богом за что-то отмечена.

А я выйду босой
Насладиться росой,
По-над речкой туман расстилается.
Эх ты, край мой родной,
Я тобою – живой,
Здесь Россия моя не кончается.

Черный клин разрывает мне душу курлыканьем,
Никогда не смогу я расстаться с тобой.
Сердца взрыв отмеряет венозное тиканье,
Я стою с запрокинутой вверх головой.

А надежды мои с журавлями уносятся,
И грехи спину горбят пониже к земле.
Словно пар от земли, все молитвы возносятся,
Я стою по колено в любовной золе.

Черный клин, как жгутом, перевяжет артерию,
Голубого пространства над русской землей.
Я клянусь, чем могу, что я верую, верую,
Только дай ей остаться навеки со мной!

Что утрачено, то не вернешь и молитвою,
Моя женщина, ты не утрачена, нет!
Рассекает косяк небо черною бритвою,
Оставляя в душе окровавленный след.

Журавли, журавли,
Вы спасти не смогли обреченного,
В бирюзовой дали
Превращаясь в пернатый комок…
Журавли, журавли
Криком сердце сожгли невлюбленное,
И о вас, журавли,
Спотыкается мертвый зрачок.

Отрыдала уж свое тальянка,
С теплых яблонь облетел туман…
Как любить с душою наизнанку,
Как прожить с тоскою пополам?

Улетела молодость, как птица
Из впустую свитого гнезда,
Певчих лет живая вереница
Не вернется больше никогда.

Никогда не сбудется, что снилось
Мне в коротких августовских снах,
Не вернуть того, что отлюбилось
В юности в покошенных лугах.