Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 19 2015)

– Девять лет назад мы были вынуждены после пожара уехать из того намоленного места. Несколько раз после этого мы туда приезжали, смотрели что и как. Мы ведь и после пожара в несгоревшей части пытались работать. Но существуют бюрократические препятствия – это связано с охраной памятника культуры. Его ни снести не могут, ни сделать те переделки, которые считает необходимыми собственник. Парадокс – но здание пустует до сих пор... Мы перевезли памятник погибшим на войне фронтовым корреспондентам «Комсомолки» работы Эрнста Неизвестного, наш знаменитый Голубой зал тоже существует.

– Нынешний год для газет – увы! – не самый лучший. И фразу высокопоставленного чиновника про санацию печати мы услышали. Как говорится, праздники редки – хотя и у «ЛГ» год 185-летия. Как обстоят дела у вас перед юбилеем? Хорошо или более-менее?

– Всё-таки по разделу более-менее. Мы, собственно, давно уже не газета, а медиакомпания, коммерческая организация. Почему у многих плохо? В переводе на более понятный язык это означает – нет денег. Мы деньги зарабатываем на книжных коллекциях, издаём много литературы, вошли в число крупнейших издателей. В магазине, который в одном доме с редакцией, всё только своё, с нашего огорода. Издаём диски – и очень много, причём всё по закону – платим за авторские права. Зарабатываем на сайте. Есть своё радио. То есть работаем в разных направлениях. И если в одном месте ухудшилось, то в другом – наоборот.

– А телеканал существует?

– Нет. Когда был принят закон о запрете рекламы на кабельных каналах, мы как законопослушные его закрыли. Потом закон почему-то отменили – так же быстро, как приняли. Но мы решили в эти игры больше с государством не играть, которое внезапно принимает странное решение, а потом так же внезапно его отменяет. Хотя телевизионный канал был у нас успешный – в день заходило его смотреть более миллиона человек, только по счётчикам, которые Геллап ставил. Мы быстро выходили на безубыточность. Но всё пришлось свернуть – если нельзя рекламу ставить, то за счёт чего существовать? Никакой господдержки под эти проекты нет. В юбилейном для нас году стараемся быть безубыточными и дальше газету издавать.

– У «КП» и «ЛГ» всегда были пересечения. К нам от вас пришли Рост, Графова, Щекочихин, Бочаров, Соломонов, Данилин, Хилтунен, главными – на короткий срок – стали Боднарук, Гущин. А у вас сейчас работают писатели или, скажем так, тяготеющие к литературе?

– Редко, но пишут Ольга Кучкина, Инна Руденко, Леонид Репин, которые по-прежнему в штате пожизненно. Это было решено на похоронах Ярослава Голованова – золотые перья надо беречь. Что касается современных писателей, то это высокое звание самоприсваивается сейчас с лёгкостью необыкновенной. Мы стараемся привлекать к нам известных писателей. Юрий Поляков, к примеру, частый гость и на страницах, и в радиоэфире.

– Мне как читателю нравится современный вид «КП», дерзкий подчас дизайн. Но я помню время, когда «Комсомолка» была большая. И переход на нынешний формат не для одного меня стал некоторым шоком...

– Это случилось в начале января 2006 года. Переход на новый формат, конечно, обсуждался в узком кругу, мнения разделились практически поровну. Но я к этому решению шёл спокойно, без лишних переживаний, потому что преследовал ровно одну цель – чтобы газету удобнее было читать в суете. Большой формат, согласитесь, мало подходит для метро, других видов транспорта. Зная тенденции в западных газетах, перевод «КП» на нынешний привычный формат всё же осуществили. Причём сделали мы это с некоторым коварством и вероломством – подписная кампания уже закончилась. Пугаться было поздно. Я себя успокаивал – больно не будет, хуже не будет, а читатели получат удовольствие.

– Но большой формат помнится. Увидел в ваших коридорах под стёклами первые полосы той «Комсомолки», из времени, когда деревья и всё остальное было большим... «Алый парус», придуманный более полувека назад Симоном Соловейчиком и Иваном Зюзюкиным, читали не только подростки.

– Намёк понимаю, но если вдруг «АП» возродится, читать его будут в лучшем случае бабушки и дедушки. Тот действительно знаменитый «Парус» выходил, когда подростка ещё можно было увидеть с газетой в руках. Теперь же только с гаджетами.

– Сколько человек работает в нынешней «Комсомолке»?

– Вместе с регионами, а у нас более 70 представительств нашего издательского дома, от Алма-Аты до Ярославля, то в коллективе почти две тысячи человек. Конечно, это не только журналисты, половина – технические сотрудники, люди, обеспечивающие сайт, рекламу, подписку. В среднем в большом городе работает до 40 сотрудников. В Москве, конечно, больше – 500 человек. Но мы же мультимедийная компания, издаём ещё «Экспресс-газету», «Телепрограмму»...

– Как управляете огромным коллективом?

– Есть большое количество управленцев, которые отвечают за свой сектор, к тому же им делегировано немало полномочий. И поэтому сумасшествия нет.

– Вы не очень, на мой взгляд, публичный человек. Но вам пришлось им стать. Прочитал интервью с Юлией Таратутой, поразился вашей выдержанности.

–Получил удовольствие от общения на канале «Дождь» с красивой девушкой.

– А правда, что вы ушли с записи «Школы злословия» после первого вопроса, сняли с себя микрофонную петличку и покинули студию?

– Об этом тоже в интернете написано? Было чуть посложнее. Я был на «Школе злословия», ведущие меня просто расстреливали...

– ...что Смирнова с Толстой делали далеко не с каждым.

– Конечно. То ли перед моей записью, то ли сразу после неё они сидели с Цискаридзе, и это был восторженный разговор. Это был такой диссонанс с разговором со мной! Никаких претензий к Цискаридзе у меня, конечно, нет. Я всё добросовестно выдержал, но было столько клеветы, не на меня – на газету, столько гадостей! Теперь-то, после случая с Ульяной Скойбедой, я к этому привык, но тогда это было неожиданно! А меня в передачу позвал папа этой Смирновой, сказав, что «КП» – его любимая газета. Когда мне прислали смонтированный выпуск – сильно изумился. Ещё неизвестно, как смонтировали бы и наш разговор с Таратутой – но он прошёл в прямом эфире! Я посмотрел кассету, всё оказалось перевёрнутым с ног на голову, убрали мои контратаки, апелляции к залу, который меня бурно поддерживал. Канал решил выпуск со мной не показывать – на перемонтаж, близкий к реальному разговору, они не пошли. Но в общественном сознании это соединилось с совсем другой историей, когда гость действительно ушёл с программы, даже не дойдя до середины скорбного пути. Это был Леонид Парфёнов.