Петр Мультатули - Противостояние «Утомленным солнцем». Кто и зачем ведет войну с фильмами Никиты Михалкова

« И только когда я делаю свою работу, я чувствую себя поистине живым ». Федерико Феллини

Никита Михалков талантливый и очень смелый режиссер, обладающий великолепным чутьем к боли. Он решился создать фильм невиданных для постсоветской эпохи масштабов. У него получилось собрать блистательную актерскую команду, которая на одном дыхании переносит нас в тяжелые 40–50-е годы. Эпоху запредельно тяжелую, когда приходилось бороться каждый день за свою жизнь, за своих детей, за свою честь, поэтому на протяжении всех трех фильмов не покидает внутреннее напряжение, как натянутая струна. Эпоха великого гнева. В фильме потрясающие батальные сцены, с идеально подобранной массовкой, из которой не выпадает ни один человек, которая работала с полной отдачей. Поражает трудоемкая и кропотливая работа костюмеров, художников, реквизиторов, гримеров. Операторская работа настолько безупречна, что, сидя в кинозале, попусту забываешь, что это кино. Ты оказываешься там, среди героев. Сценарий фильма так хорош, что его можно печатать в журнале, как это делалось раньше и что уже не делается из-за утраченной сценарной школы и жажды быстро снять кино и заработать денег. Благодаря невероятной, кропотливой работе над фильмом авторам удалось создать полифоническое произведение, редкое в нашей культуре. Каждый герой фильма идеологически авторитетен и самостоятелен, он обладает собственной полновесной идеологической концепцией. С ними хочется спорить, разговаривать, хочется их поддержать или обругать. Реализм фильма основывается не на познании, а на проникновении. У Феллини есть потрясающий фильм «Репетиция оркестра», главным героем фильма является оркестр, очень сложный и чувствительный механизм. На протяжении всего фильма музыканты, дирижер, директор, профсоюзный глава ругаются, ссорятся, даже дерутся, отчего оркестр начинает фальшивить. Но только объединенные общим чувством созидания, общей мыслью, общим горем, они начинают играть так искусно, как не играл ни один оркестр. Всех, участвовавших в съемках фильма, можно сравнить с этим самым оркестром, они великолепно сыграли свои партии, так как, может, не сыграл бы ни один оркестр. Поэтому сложно представить, почему фильм, созданный таким трудом, завяз в густой атмосфере злого чувства. Наши люди еще не привыкли к тому, что можно по-настоящему восхищаться, интересоваться, любить, им не свойственно большое поглощающее чувство. Хотя, сидя в просмотровом зале, я чувствовала рядом людей, которые чувствуют, для которых кино – это искусство, а не развлекалово, которые не разбегаются сразу после начала титров, людей всматривающихся, видящих и слышащих. У Гайто Газданова в одной из книг есть замечательная сцена: мать, заходя в комнату, видит своего ребенка, перевесившегося наполовину за окна. Она тихо подходит к ребенку, снимает его с окна, закрывает раму и падает в обморок. Так же действует фильм «Утомленные солнцем», он обрушивается на тебя не столько во время просмотра, сколько после, а потом долго еще не отпускает. Заставляет возвращаться к нему, пересматривать заново, раз за разом. Это необъяснимо. Хочется пожелать всем людям, принявшим участие в создании трилогии, счастья, здоровья, успехов и долгой жизни. Поблагодарить их за титанический, проделанный ими труд. Они сотворили фильм, который, я уверена, войдет в эпоху и будет иметь долгую жизнь.

« Разруха? Это – мираж, дым, фикция <���…>. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе и не существует <���…>. Если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах! » М. Булгаков. «Собачье сердце»

Я, порою, боюсь той пророческой силы, которой наделены наша литература и кинематограф. Ее можно не замечать, можно ничего не знать об этом, но, когда приходит понимание этого, становится страшно. Достоевский, написав «Бесов», напророчил страшную революцию и кровавых революционеров, утопивших в крови целую страну. Гоголь вывел в люди маленького человека, Акакия Акакиевича, который прочно поселился в нашей стране. Грибоедов раз и навсегда утвердил, что у нас в стране от ума одно горе. Советский кинематограф, с его военными фильмами, незаметно для самого себя и для властей открыл простую формулу, что русский человек бывает свободен только в окопе, что жить он по-настоящему умеет только на грани. «Россия должна быть в подмороженном состоянии, иначе она стекает со стола». Толстой писал: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и не бросать. А спокойствие – душевная подлость». Во Львове 9 Мая толпа недоумков не дала ветеранам, прошедшим войну, подойти к памятникам, чтобы почтить память павших, в Латвии закрываются русские школы, на Востоке с геометрической прогрессией растет религиозная нетерпимость. Дети, русские мальчики, воспеваемые Достоевским, насилуют и избивают друг друга. Человеческая жизнь перестает быть ценностью. Раскольников с его душевными метаниями не просто непонятен, а он уже смешон нынешним школьникам. Люди воспринимаются как пушечное мясо, включишь телевизор – сотни трупов, никого не жалко. И пошлость! Пошлость везде, во всем. В том, что мы смотрим, в том, что мы читаем, в том, как мы веселимся, в том и над чем мы грустим, как мы думаем, над чем «размышляем». Пошла жизни вообще, в целом. Пошла эта жизнь, когда каждый что-то тащит к себе – надо, не надо – тащит. Пошла эта вещная жизнь. Пошла эта медийная установка, вливаемая ведрами в сознание: не кисни, зависни, расслабься, отдохни. А то все устали! Пошла эта маленькая, удобоваримая, полезная в домашнем обиходе мораль: люби себя, плюй на всех. Леса, поля, деревни запущены настолько, что, кажется, скоро земля начнет стонать и встанет на дыбы. И везде мусор, ругань, грязь. Живем будто на постоялом дворе и вот-вот уедем. И на всем этом фоне полное спокойствие. Спокойствие властей, которые пытаются что-то модернизировать, живя в грязном сарае, где течет крыша, крысы и стены скоро рухнут. Спокойствие людей, на которых ежедневно выливаются бочками нечистоты из телевизора, газет, Интернета. В «Цитадели» есть одна интересная сцена, оставляющая после себя такое вязкое, оцепеняющее ощущение безысходности. Грузовик, застрявший в грязи под дождем пытаются вытолкнуть на дорогу, чтобы ехать дальше. Сначала его сами столкнули в канаву, а потом те же, кто его туда столкнул, и те, кто позволил его туда столкнуть, пытаются затащить его обратно на дорогу. И все это под дождем, в каком-то чаду, и атмосфера полной затхлости и бесцельности происходящего. Вот на этот самый грузовик похожа сейчас наша страна. По шею в грязи мы, засыпая, какими-то вялыми фрикциями пытаемся втолкнуть этот грузовик на дорогу, чтобы ехать дальше в светлое будущее. Но то ли мы ленивы, то ли дорога плоха, то ли грузовик сломался, то ли ехать нам некуда, а может, и все вместе. У Калатозишвили в «Диком поле» мужик, одичавший от скуки и безделья, обреченно вздыхает: «Война б хоть что ли началась». Жаль Россию, жаль народ, которой видит из всех ситуаций один лишь выход – революция, война. Война все спишет. После жизнь изменится, все заживут счастливо, по-честному, хорошо, а сейчас никак нельзя так жить больше. Только опыт показывает, что и через несколько десятков лет мы опять будем просить войны и смерти как милости и видеть в них единственную надежду. Завороженная страна.