Инесса Яжборовская - Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

Смещение сроков открытия мемориалов, обнаружение незавершенности расследования дела не могли не оказать мощное негативное влияние на польское общественное мнение, усилить кумулирование недоверия и напряженности. Не могло остаться без последствий то, что прошло целое тягостное десятилетие ожидания с того момента, как был открыт «сосуд Пандоры», вобравший в себя копившиеся и закреплявшиеся на генетическом уровне взаимные, нередко смертельные обиды. Политика умолчания и лжи долгие десятилетия не позволяла расчищать завалы взаимных претензий, эффективно нейтрализовать трудное наследство лет противостояния, от которого невозможно избавиться, всего лишь пытаясь списать реальные болезненные проблемы на «стереотипы толпы», «примитивные инстинкты» или «старые предрассудки».

За годы проволочек Катынское дело, как и другие исторические эпизоды противостояния, с обеих сторон проникло, просочилось в политику, стало ее постоянным, органичным элементом, отравляющим двусторонние отношения. Это не могло не усилить негативный фон в разных сферах российско-польских отношений, перечеркнуло многое из накопленного позитивного взаимодействия двух стран и народов, выплеснулось в виде стихийных антироссийских инцидентов. Такие настроения особенно сильно проявляются в деятельности правых политических сил (Избирательная акция «Солидарности» — ИАС), находящихся сейчас в Польше у власти и определяющих правительственный курс. Примером может служить не давнее выступление в печати молодого депутата от этих сил, склонных определять отношение к России сквозь призму напластований негативов исторического прошлого, — К. Золотовского. Он сформулировал свою позицию следующим образом: «Последние триста лет не было ничего позитивного в отношениях с этим государством (Россией. — Авт. ), и это должно быть для нас предостережением. Из этого мы должны сделать выводы на будущее» {40} . Нельзя обойти вниманием тот факт, что во время президентских выборов в Польше в предвыборный плакат М. Кшаклевского как претендента на президентский пост от ИАС были включены элементы катынской символики для обозначения линии борьбы с левыми силами как наследниками прежнего, тоталитарного режима.

Общественное мнение требовало от А. Квасьневского, вновь претендовавшего на президентское кресло, занятия четкой позиции по катынскому вопросу. Отдавая у Могилы неизвестного солдата дань памяти жертвам катынского преступления, Квасьневский выступил как носитель традиций левых сил и официально извинился «за тех, кто, будучи опутан тоталитарной пропагандой, сознательно или неосознанно, иногда из страха, другой раз ради корысти замалчивал, а иногда фальсифицировал историю катынского преступления». Квасьневский признал: «Катынь есть и останется занозой в нашей памяти», констатировал: «Независимая и демократическая Польша требует от нас слов правды, чтобы мы могли преодолеть низость и подлость, найти путь к согласию» {41} .

Особенно значимо было урегулирование международного аспекта Катынского дела. Весна 2000 г. оказалась чревата новым обострением двусторонних отношений, что потребовало решительно рационализовать ситуацию, заменить грозящее усилением противостояние конструктивным диалогом, пресечь превращение проблемы Катыни в постоянный элемент внутриполитического и внешнеполитического противоборства.

В этой ситуации Президент РФ В.В. Путин сделал предваряющий открытие главной торжественно-траурной церемонии дружественный жест в адрес Польши и ее Президента. 12 апреля он позвонил А. Квасьневскому, проявил заинтересованность состоянием экономических отношений и продвижением Катынского дела. Он упомянул о какой-то новой «находке» в Катынском лесу и обещал обеспечить взаимодействие российской прокуратуры с польской. За первым телефонным разговором последовали еще два. Это вызвало в польском обществе мощный позитивный резонанс и рост ожиданий, оказало существенное влияние на смягчение тональности начинавшихся в Варшаве официальных мероприятий.

А. Квасьневский четко сформулировал необходимость последовательно разделить подход к сталинскому режиму и к народам России. За катынское преступление, подчеркнул он, «мы не можем и не хотим обвинять весь российский народ. Жертвами нечеловеческой системы были также миллионы граждан России и других республик бывшего СССР. В жутком „архипелаге ГУЛАГ“ поляков объединяло с ними братство в страданиях» {42} .

Аналогичные акценты расставил в телевизионном выступлении Е. Бузек, подтвердив, что, думая о вине и ответственности за это преступление, поляки думают и о будущем, о том, что не нужно винить в нем понесший огромные жертвы русский народ. Что Катынь, «знак общей муки, может стать знаком общей памяти», что общая обязанность — «вместе преодолеть негативную часть истории и согласными усилиями ради будущего укреплять дружественные чувства между поляками и русскими, строить дружественные отношения между нашими государствами» {43} . Эту же мысль высказал по польскому радио архиепископ Люблинский Юзеф Жичиньский, подчеркнувший Христову заповедь — помнить и прощать. Он говорил: необходимо знать, что российский народ не несет ответственности за «человекоубийственную политику большевистского руководства». Архиепископ призвал к единству двух народов, к тому, чтобы говорить о Катыни без ненависти {44} .

Обе палаты парламента выразили признательность властям и общественности демократической России, которые раскрыли правду о преступлении, что служит примирению обоих народов и дружественному характеру отношений. Вместе с тем в постановлениях и Сейма, и Сената прямо заявлялось о необходимости юридически довести до конца Катынское дело, решение вопроса о правовой ответственности виновных, о наказании исполнителей преступных приказов. «Только окончательный расчет за эти преступления, — говорится в постановлении Сената, — будет способствовать примирению и развитию дружественных польско-российских отношений» {45} . Затягивание с правовой квалификацией военного преступления и преступления против человечества, каковыми являются расстрелы военнопленных, подвигло некоторых сенаторов на то, чтобы потребовать нового Нюрнберга для осуждения преступлений сталинщины.

Ни один польский политик, публично затрагивавший проблему катынского злодеяния, не обошел проблему дезавуирования и морального осуждения нагромоздившейся вокруг него и многократно воспроизводившейся лжи и дезинформации, за которыми советские власти полвека прятали катынское преступление.

Урегулирование двусторонних отношений, и это становилось все более очевидным, требовало значительных усилий, последовательности и открытости в духе заявлений начала 90-х годов. Между тем в последние годы XX в. на общем фоне потери интереса к странам Центральной и Юго-Восточной Европы российско-польские отношения стали не просто холодными, но худшими по сравнению с отношениями с остальными входящими в НАТО государствами. В Варшаве до ноября 2000 г. высоких политических лиц из России не было три года, чему способствовали и периодические всплески антироссийских настроений, и конфронтационные акценты. Посол РФ С.С. Разов неоднократно сталкивался с фактами недружественных в отношении России и ее представителей в Польше заявлений и действий (высылкой дипломатов, нападением на российское Генеральное консульство в Познани, осквернением Государственного флага РФ и др.).