Бернар Лиетар - Будущее денег

А вы, запутанный банковской «магией», в очередной раз приходя к своему банкиру, подаете ему просьбу о ссуде с огромным уважением и даже трепетом! И не видите, что, подобно фокуснику, который нуждается в платке (чтобы накрыть им шляпу, прежде чем там появится кролик), банкир тоже имеет дополнительную завесу. В процессе создания денег ваше внимание будут отвлекать на скучные технические подробности типа скидок и льгот, способствующих соревнованию среди банков по видам вкладов, страховых требований и роли Федеральной резервной системы в точной настройке всей денежной системы. Но эти технические подробности имеют совершенно определенную цель (так же как и платок у фокусника): они просто регулируют, сколько «пустых» денег каждый банк может создавать (количество кроликов, которых можно вытащить из шляпы).

Та система, что была создана в довикторианской Англии, отличается особой изобретательностью. Она позволила разрешить очевидное противоречие между двумя целями: создавать и укреплять национальные государства, и в то же самое время — удерживать доверие к частной инициативе. Определенно это дает возможность без проблем создать национальную валюту (выполняющую теоретически общественную функцию), не забыв о привилегиях банковской системы, да еще поддерживать конкуренцию между банками, чтобы они стремились получать вклады от клиентов.

Есть еще один очень важный, «встроенный» аспект в долговых «пустых» деньгах. Джексон и Макконнелл выразили это несколькими словами: «Долговые деньги образуют свою стоимость из отношения их дефицита к полезности» [85]. Другими словами, основанная на долге банку система «пустой» валюты должна искусственно и систематически поддерживать дефицит. Это одна из причин того, почему сегодняшняя денежная система не регулируется сама, а требует активной роли центральных банков для поддержания этого дефицита. Можно даже сказать, что центральные банки соревнуются друг с другом, чтобы держать свою валюту в дефиците для международного рынка.

Позже я покажу, что существуют и другие типы валют, так называемые системы взаимного кредитования, более саморегулируемые, чем национальные валюты. Их стоимость обеспечивается стоимостью товаров и услуг, представляемых в пределах сообществ, где они функционируют. Эти валюты могут позволить себе быть полезными и достаточными в противоположность требованию искусственного дефицита [86].

Ростовщичество и религии

В иудаизме ростовщичество было запрещено только среди евреев. «Если даешь в долг израильтянину, не бери с него процентов ни с денег, ни с продуктов, ни с чего другого, что может приносить проценты. Можешь брать проценты с иноземца, но не бери их с израильтянина. Если будешь исполнять этот закон, то Господь, Бог твой, благословит тебя во всем, что ты делаешь на земле, на которой живешь» (Второзаконие, 23:19, 20). Итак, закон позволял евреям давать деньги под процент не евреям, и эта практика стала одной из причин их «непопулярности» в Средневековье.

Ислам вообще отрицает ростовщичество: «То, что вы даете с прибылью, чтобы оно прибавлялось в имуществе людей, — не прибавляется оно у Аллаха» (Коран, сура 30:38).

Учитывая, что современное мировое развитие шло главным образом под влиянием христианства, изменения в постулатах именно этой религии наиболее важны для нашего предмета. Исторически важность отрицания ростовщичества в учении христианской церкви сравнима только с ее сегодняшними возражениями против сексуальных грехов и абортов. Определенно эта догма — из наиболее постоянных догм церкви. Один из самых ранних ее отцов, Климент из Александрии, указывал: «Закон удерживает брата от взятия процентов; понимая как брата не только того, кто рожден теми же родителями, но также из той же расы… не расценивает ростовщичество как отмеченное человеколюбием».

Список постановлений Соборов, определенно осудивших практику ростовщичества как один из наиболее презренных грехов, действительно внушителен: the Council of Elvira (305–306 н. э.), Arles (314), Nice (325), Cartage (348), Taragona (516), Aix-la-Chapelle (789), Paris (829), Tours (1153), Латеранский собор (1179), Лион (1274), Вена (1311). Последний Собор требовал даже большего, чем предыдущие: любой правитель, кто преступно не наказал бы любого, занимающегося ростовщичеством в его царстве, будет отлучен — даже если правитель сам не делал этого!.. Так как ростовщичество часто было подпольным, кредиторы были вынуждены показывать свои счета церковным властям. Пятый Латеранский собор (1512–1517) еще раз повторил определение греха ростовщичества как «получение любого процента на деньги».

Генрих VIII первым в западном мире легализовал проценты в 1545 году, после того как нарушил договор с Папой римским. А в пределах католической церкви первоначальная доктрина впервые была подвергнута сомнению в 1822 году. В тот год женщина из Лиона во Франции получила процент на деньги — и была отлучена от церкви до тех пор, пока не возвратит полученную прибыль. Она возражала; местный епископ потребовал разъяснения от Рима и получил ответ: «Позволяем просителю сообщить, что будет дан ответ на ее вопрос, когда наступит надлежащее время… тем временем она может получить святое прощение, если полностью подготовлена, чтобы подчиниться Папскому престолу». Обещание разъяснить ростовщический вопрос Ватикан прислал еще раз в 1830-м, а затем в 1873 году, но обещанное разъяснение так никогда и не прибыло. Грех ростовщичества официально не был аннулирован, а просто забыт. Закон Канона 1917 года (Канон № 1543), все еще действующий сегодня, обязывает епископов вкладывать капитал: «Поскольку администраторы обязаны исполнять свою должность с заботой хорошего отца семейства, они должны вложить избыточный доход церкви к выгоде церкви». Проблема процента не упомянута. Позже ростовщичество было определено как получение чрезмерного процента.

Должно быть, это простая случайность, но время «отпущения» греха ростовщичества совпадает со временем, когда церковь сама стала одним из владельцев капитала (что есть источник финансирования) в противоположность своей былой исторической роли как самого крупного землевладельца (что есть пользователь финансов).

Отцы Эстель и Марио Карота, два мексиканских католика, когда латиноамериканские страны страдали от долгового кризиса 80-х годов XX века, в надежде на помощь в 1985 году направили формальный запрос в Ватикан, чтобы прояснить его позицию по отношению к ростовщичеству. Они были информированы таким авторитетным органом, как Офис конгрегации по Доктрине Веры, возглавляемой кардиналом Ратцингером. Ответ гласил, что никогда не было нового определения Доктрины ростовщичества и никогда не делалось никаких изменений. Им также сообщили неофициально, что, к сожалению, в Риме не осталось ни одного эксперта по этой теме, ибо все они теперь специализируются на проблемах секса и абортов. Попытки этих двух мексиканских отцов обнаружить авторитетов среди иезуитов, августинцев, доминиканцев и даже профессоров богословия в семинариях третьего мира, преподающих богословие для экономического правосудия, провалились: не нашлось никого, кто помнил бы забытую Доктрину ростовщичества.