Борис Стрельников - Тысяча миль в поисках души

Он стоял на обочине, протянув к нам большой палец правой руки — традиционный жест американских «хич-хайкеров». [8] Так в Америке называют людей, останавливающих попутные машины. Лет четырнадцати-пятнадцати, веснушчатый, с облупленным носом, черные волосы ежиком. Сел третьим рядом с Таней, вежливо поздоровался со всеми, после чего сообщил нам то, что было известно и без него, но что тем не менее необходимо сообщить, если хочешь, чтобы тебя считали общительным и вежливым человеком: «Прекрасный день, не так ли?»

Погода — вечная и неисчерпаемая тема для начала разговора, для закрепления знакомства. Вот в Луизиане, где он жил, в эту пору гораздо жарче. Луизиана ему больше нравится. Он жил на ферме. На самом берегу Мексиканского залива. Отец у него был ковбоем. Вот когда загорелись глаза у наших ребятишек!

Знаете ли вы, что такое родэо? Это состязания ковбоев. Нужно вскочить на молодую необъезженную лошадь и продержаться в седле по крайней мере 10 секунд. Лошадь бьет задом и становится на дыбы! Свистит и улюлюкает толпа! Грохочут выстрелы из пистолетов!

Потом, уже на тренированной лошади, нужно догнать бычка, спрыгнуть с седла, схватить бычка за рога и повалить на землю. Как весело на это смотреть, как хочется кричать во все горло!

Затем предстоит ловко заарканить скачущего во всю прыть теленка, соскочить с лошади и связать ноги теленка в пять секунд так, чтобы он и шевельнуться не мог. А толпа ревет, ликует!

Отец всегда был первым на родэо.

А потом… Потом случилось страшное. На берег Мексиканского залива обрушился ураган. Он родился где-то далеко в океане, но все окрестные радиостанции предсказывали, что он ударит по Луизиане. Хозяин приказал ковбоям отогнать стада подальше от залива. Роберт был вместе с отцом.

Когда они вернулись домой, ветер уже бушевал вовсю: ломал верхушки пальм, валил изгороди, разбрасывал тюки с прессованным сеном. В заливе поднималась вода. Они бы уехали, но их старенький «шевроле» сломался две недели назад, и у отца все не хватало времени починить его.

Роберт проснулся от воя ветра, от плача маленьких. Дом сотрясался от ударов урагана. На полу была вода. Скоро воды стало Роберту по колено. Он усадил двух ребятишек постарше в корыто и возил их по воде из комнаты в комнату, гудел и шипел, изображая пароход, — только бы они не плакали. Младшие уснули на руках у отца и матери.

Потом погас свет. Вода прибывала, и им пришлось подняться на чердак. Ветер крепчал, дом сотрясался все сильнее и сильнее. Отец боялся, что ветер может сорвать чердак, и они с Робертом стали отдирать от стены доски, чтобы освободить ветру сквозной путь. Ни огонька вокруг, кромешная тьма, вой ветра, рев воды и брызги, целые фонтаны брызг, холодные водопады, поднятые ураганом выше дома.

«Держитесь! Держитесь! — повторял отец. — Скоро все это кончится. Не может же это длиться вечно!»

Ураганы здесь бывали и раньше, но такого — никогда. Роберт помнит страшный удар, треск досок, отчаянный крик матери…

Ветер сорвал чердак. Роберт успел уцепиться за чердачное окно Всю ночь его носило по волнам. Как он не утонул, он не может объяснить. Всю ночь ему казалось, что отец зовет их: мать, его, двух братишек и двух сестренок.

К рассвету ураган унесся дальше и вода стала спадать. По колено в воде Роберт брел по рисовому полю к тому месту, где еще недавно стоял их дом. В воде между поваленными стволами пальм, между досок и бревен лежали коровы и лошади со вздувшимися животами. Потом он услышал выстрелы. Это ковбои стреляли в змей, которых вода принесла из окрестных болот.

С отцом они встретились через три дня в больнице. «Я слышал, как ты звал меня, папа», — сказал Роберт и заплакал. Он ничего не спрашивал у отца, и отец ничего ему не рассказывал.

Вдвоем — отец и Роберт — они покинули Луизиану и переселились вот сюда, к брату отца, который приютил их на первое время. Теперь отец работает ремонтным рабочим, а Роберт моет посуду в придорожном кафе. По вечерам отец занимается с ним арифметикой, английским, историей, географией.

А недавно у Роберта появилась сестра. Ей семь лет. Зовут ее Алиса.

— Сестра? — удивляемся мы. — Откуда?

— Отец ее удочерил, — говорит Роберт, — взял из приюта. Она индианка. Ведь мы у него все были приемыши, все пятеро. Вернее, шестеро. Мать говорила, что это называется приручением диких зверюшек, и первая дикая зверюшка, которую приручил отец, была она, мать. А потом уже мы.

Он встретился с матерью в штате Канзас, когда ей было шестнадцать лет, а ему тридцать. Она работала в мексиканском бродячем цирке. Отец влюбился в нее на первом же представлении и в тот же вечер объяснился. Мать рассказывала, что это было очень смешно: она ведь тогда не понимала по-английски ни слова. Отец продал свою ферму и нанялся в цирк конюхом. Два года он бродил с цирком по всей стране и приручал к себе мексиканку. Мать рассказывала, как он учил ее английскому языку: «Это — губы. Это — улыбка».

Потом они поселились в Луизиане: мать хотела жить поближе к Мексике. Своих детей у них не было. Мать говорила, что это, наверное, оттого, что в детстве она упала с трапеции. Вот они и брали нас одного за другим из разных приютов. Белых, негров, индейцев, мексиканцев.

— Соседи говорят про отца, что он чудак, — продолжает Роберт. — А дядя говорит, что он всегда был чуть-чуть странный.

Ну, вот я и приехал… Спасибо вам, мистер. И вам, мистер, спасибо. Счастливого пути, мэм. Будьте здоровы, ребятишки. Я побегу: пора кормить Алису. Я тут ей кое-что прихватил из кухни. Да, вы, наверное, встретите отца на дороге. Передайте ему, что у Роберта все о'кэй. Вы узнаете его: он большой, седой, похожий на актера Спенсера Трейси…

Мы проехали еще несколько миль и увидели ремонтных рабочих и среди них отца Роберта, похожего на. Спенсера Трейси, бывшего ковбоя, одного из чудаков, без которых Америка лишилась бы души. У него были, загорелое морщинистое лицо, большие, обнаженные по локоть руки и крупная седая голова. Я притормозил машину, и мы хором прокричали:

— У Роберта все о'кэй!

Он кивнул нам головой и помахал рукой.

— У Алисы тоже все о'кэй! — высунувшись из машины по пояс, крикнул Димка.

И в ответ мы получили самую добрую, самую искреннюю, самую человечную улыбку, которую когда-либо… получали в Америке.

В последний раз мы останавливаемся у бензоколонки, и тигр в нашем бензобаке получает очередную, последнюю в этом путешествии порцию питания. Вечереет. На вершины Катскиллских гор бесшумно льются розовая и золотая краски заката. Краски языками растекаются по склонам, но до подножий их не хватает.

Ребятишки не выходят из машины. Глаза их слипаются.

— Юля и Вася, наверное, уже ложатся спать, — сонно говорит Таня.