Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1926 № 05

Было ровно половина четвертого. В эту минуту явился капитан Лефарж и остановился, хмуро посматривая влево, где показалась полоса тумана.

— Солнце слегка затенилось, — сказал он, — надвигается туман. Видали вы когда-нибудь туман в Тихом океане?

— Нет, никогда.

— Ну, второй раз не захочется увидать, — заметил моряк и, заслонив глаза рукой, стал всматриваться вдаль. Уже линия горизонта утратила свою ясность, и день затмился едва заметной тенью.

Вдруг капитан повернулся, поднял голову и стал водить носом.

— Что-то горит! Должно быть, этот проклятый негр Бетти… Вечно, если не бьет стекла, то опрокидывает лампы и прожигает дыры в ковре. — Он подошел к люку, — Эй, там, внизу!

— Здесь, сэр.

— Что там у вас горит?

— Ничего не горит, сэр.

— Говорю вам, я чувствую запах гари. Если не внизу горит, то где-нибудь на палубе, может быть, бросили тряпки в огонь.

— Капитан, — воскликнул Лестрендж, — подойдите сюда. Не знаю, помутилось ли у меня в глазах от жары, но только мне чудится что-то странное у грот-мачты.

В том месте, где грот-мачта входит в палубу, и на некотором протяжении вверх ствол ее казался в движении. Это мнимое движение происходило от спирали дыма, настолько прозрачного, что угадать о нем можно было только по похожему на мираж трепету обвиваемой им мачты.

— Что такое? — крикнул Лефарж, бросаясь вперед.

Лестрендж и Томпсон медленно последовали за ним. Они услыхали пронзительный звук свистка, увидели матросов, метавшихся на палубе, как рой пчел, увидели, как открылся люк и к небу потянулся столб дыма, черного, зловещего дыма, подобного неподвижному султану в неподвижном воздухе.

В бурю у мыса Горна «Нортумберлэнд» растерял часть своих лодок. Остались два баркаса и шлюпка. Лестрендж и Томпсон слышали, как капитан Лефарж приказал людям запереть люк и стать на насосы, чтобы затопить трюм, и, зная, что им на палубе делать нечего, поспешили вниз.

Не успели молодые люди спуститься, как вниз по трапу застучали шумные шаги, и в салон бурно ворвался Лефарж. Лицо его было налито кровью, глаза смотрели стеклянным взглядом, как у пьяного, и жилы на висках вздулись, как веревки.

— Готовьтесь! — крикнул он, бросаясь к себе в каюту, — снаряжают лодки. Проклятие! Куда девались бумаги?

Им слышно было, как он яростно рылся у себя в каюте, разыскивая те бумаги, которыми хозяин корабля дорожит больше жизни; и, собирая их, он продолжал выкрикивать приказания. Он казался помешанным и, действительно, наполовину обезумел при мысли об одном ужасном грузе, который остался в трюме…

На палубе, под командой штурмана, матросы делали свое дело, не подозревая о том, что скрывалось в трюме. К баркасам подносили боченки с водой и мешки с сухарями. Шлюпка уже висела у баканцев, и негр Бетти укладывал в нее боченок с водой, когда на палубу взбежал капитан Лефарж.

Минуту спустя Бетти был уже в шлюпке.

— Спускайте, спускайте! — крикнул капитан Лефарж. — Оба пассажира — скорее в шлюпку!

Шлюпка скользнула к тихому голубому морю, поцеловалась с ним и поплыла.

При отбытии из Бостона Бетти долго околачивался на набережной, благодаря тому, что ему не на что было пойти в кабак. Поэтому-то он кое-что проведал про груз корабля, чего не знали остальные. Не успел он взяться за весла, как это сознание озарило его ум убийственным светом. Он гикнул так, что оба матроса, спускавшие шлюпку, перегнулись через борт.

— Ребята! — крикнул негр.

— Ну, что там?

— Спасайся, кто может, я сейчас вспомнил, — в трюме две бочки с порохом! — и он с новой силой навалился на весла.

Душа старого негра была полна трагического ужаса. Его воображение уже слышало взрыв судна, видело шлюпку и самого себя, разорванными на кусочки, мало того, видело ад и чертей, жарящих грешное его тело.

Но его лицо не было способно выражать весь ужас трагедии. Он пыхтел и надрывался, надувая щеки, наваливаясь на весла, корча невероятные рожи, но все эти действия, вызванные душевной мукой, однако, ни мало не выражали ее. Позади виднелся корабль, рядом с которым уже качались на волнах оба баркаса.

Люди сыпались через борт, как водяные крысы, барахтались в воде, как утки, карабкались, как попало, в баркасы. Из полуоткрытого люка тянулся черный дым, теперь уже смешанный с искрами, вздымаясь быстро и злобно, как если бы вырывался из стиснутых челюстей дракона.

А за милю от «Нортумберлэнда», позади, стояла плотная стена тумана. Она походила на диковинную страну, внезапно выросшую из океана, страну, в которой не росли деревья и не пели птицы.

— Сил моих нет! — вдруг пробормотал гребец, оперев весла на колени. — Пусть себе взрывается, как знает, — сил моих больше нет! Изнемогаю!

Лестрендж бледный, как смерть, но несколько пришедший в себя, повернулся взглянуть на корабль. Последний казался уже далеко; и оба баркаса яростно спешили вслед за шлюпкой.

С невероятной быстротой плотные скалы тумана задвигались, рассеиваясь и вновь собираясь. Легкий ветерок пронизал их, свивая из них удивительные узоры. По воде двигались туманные всадники и развевались, как дым; поднимались и разбивались воздушные валы; высокие спирали тянулись до самого неба. И все это с угрожающей медлительностью. Огромный, ленивый и зловещий, но неуклонный, как рок или смерть, туман надвигался, завоевывая, казалось, весь мир.

На этом мрачном фоне выделялся тлеющий корабль, паруса которого уже вздрагивали от поднимавшегося ветра в то время, как дым из люков как бы кивал отплывавшим лодкам, маня их к себе.

— Я думаю, можно здесь дождаться остальных, — сказал Лестрендж. — Мы же находимся достаточно далеко на тот случай, если… что случится.

— Верно, — поддакнул гребец, тем временем успевший притти в себя. — Пусть себе взрывается, как знает, нас не достанет.

Баркасы медленно приближались. Они казались тараканами, ползущими по воде, А вместе с ними по сверкающей глади ползла тусклая мгла, поглощавшая ее блеск, как это бывает при солнечном затмении.

Тут на шлюпку налетел ветерок, почти незаметный, но холодный и затмевающий солнце. И в тот же миг туман поглотил далекое судно.

Необычайное это было зрелище. Меньше, чем в полминуты, деревянный корабль превратился в корабль из дымки, в прозрачный узор, всколыхнулся — и исчез.

Солнце еще более потускнело, затем и совсем исчезло. Уже очертания баркасов становились туманными, и даже та часть горизонта, которая до сих пор оставалась ясной, сделалась теперь совсем невидимой.

Между тем первый из баркасов приближался, и вскоре послышался голос капитана: