Венедикт Март - Всемирный следопыт, 1928 № 03

— Это ужасно! Я готов сражаться даже с чортом, но эта вонь убивает мое тонкое обоняние, если эти черные стены рухнут, я буду раздавлен, как рыба в пасти крокодила. Я не полезу дальше. Жизнь для меня дороже смерти, а дым трубки приятнее вони этой проклятой дыры! Я хочу назад! Пустите меня!..

Он буквально ревел от ярости и страха. Не оставалось ничего другого, как вернуть его назад. Крикнув об этом проводнику и конюху, мы двинулись назад, пятясь, как раки. Такое передвижение было вдвое тяжелее.

— Слава аллаху! Еще несколько минут — и я задохся бы! — вздохнул облегченно Селим, выбравшись, наконец, во входную пещеру.

— Это и есть твоя хваленая храбрость? — ядовито спросил я.

— Не говори о храбрости, эффенди! — перебил он меня. — Поставь меня перед действительным врагом — и я покажу чудеса храбрости, но у меня нежный нос, и я не хочу потерять тонкое обоняние.

— Он прав! — подхватил конюх. — Я чувствую себя так, словно у меня вместо одной головы — пять. Мое горло, как в тисках. Мне совсем не нужны мумии. Если позволишь — я останусь с Селимом…

Я оставил обоих храбрецов в пещере и вернулся к проводнику. Мы полезли дальше. Путь стал еще хуже. Кристаллы кварца резали руки и рвали платье. Наконец, проход сузился настолько, что мы едва пролезли в него, но уже через минуту были вознаграждены: широкая со сводчатым потолком пещера, открывавшаяся в конце прохода, позволила встать и размяться. Испуганные светом факелов летучие мыши носились над нашей головой, и тушили факелы, налетая на пламя. Пещера была заполнена человеческими, звериными и птичьими мумиями. Но цельных здесь не было: у одних нехватало рук, ног или головы, другие были переломлены пополам, третьи разбинтованы.

— И это все, что содержит это кладбище? — спросил я проводника.

Он ответил утвердительно.

— Это невозможно, — возразил я. — Здесь, в тайниках, должно быть больше, много больше! Но ты не хочешь показать их.

Проводник приблизился ко мне и взял меня за руку.

— Ты хочешь купить мумию?

— Нет.

— Зачем же ты лез в это подземелье?

— Из любознательности.

— И ты задаешь мне такие вопросы! Ты предложил мне тридцать пиастров. Ты требуешь открыть за них огромную тайну! Что тебе за дело до наших древних усыпальниц и мумий? Впрочем, ты чужеземец, и тебе незачем меня выдавать. Слушай же меня! Мне не нужны твои пиастры, потому что я более богат, нежели ты полагаешь. Ты понравился мне, и я открою тебе кое-что. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.

Он схватил факел и исчез в одном из ходов.

Я остался один среди тысячелетних трупов, чувствуя себя не особенно хорошо. Время шло, а проводник не возвращался. Неужели он обманул меня?

Но мое недоверие не имело основания. В отверстии мелькнул свет и показался проводник. В одной руке он держал факел, в другой — небольшой сверток.

— Возьми это на память, — сказал он, подавая мне его. — Тут только маленькая часть мумии, но она стоит дороже целой мумии. В этом свертке ты найдешь записку с объяснением, а по иероглифам узнаешь остальное. А теперь иди назад. Обратная дорога будет короче.

Теперь лишь узнал я, насколько запутаны были ходы подземелья. На обратный путь нам потребовалось не больше третьей части времени, затраченного для движения вперед.

Мы вышли на свободу, и, могу сказать, никогда я так остро не чувствовал прелести дневного света и чистого воздуха.

«Святого» хироманта мы не застали на прежнем месте, но, когда добрались до реки, я увидел его на берегу. Проводник довел нас до самого судна и наотрез отказался взять деньги.

— Разве ты хочешь обидеть меня и причинить боль моему сердцу? Я хочу, чтобы ты вспоминал обо мне так же охотно, как буду это делать я.

Он пожал мне руку и удалился.

Селим был поражен.

— Аллах делает чудеса! Сначала этот человек требовал безумно много, а кончил тем, что не взял ничего! А впрочем, я понимаю: он просто поражен нашей храбростью, потому что никто до нас не забирался так далеко в брюхо земли. Мы покрыли славой наши имена! Проводник видел, с каким храбрым сыном пророка ему пришлось иметь дело, и это заставило его отказаться от денег.

Эта удивительная речь была произнесена Селимом перед ожидавшими нас слугами, чтобы по прибытии в Сиут, они могли прославить «героя своего племени». Долговязый парень был поистине изумительный враль!

Лишь только мы вошли в лодку, старик-хиромант, сидевший на берегу, поднялся и подошел к нам.

— Разреши и мне проехать с вами. Мне нужно туда же.

Он вошел в лодку и сел против меня, не ожидая разрешения. Я не возражал. Это был кадир, а кадиры — люди, которым нельзя отказывать. Они считаются «святыми».

Усевшись, он склонил голову и, глядя на дно лодки, зашевелил губами, перебирая четки. Я не пытался заговорить с ним, а достал подарок проводника и развернул его. В свертке оказалась… рука, женская рука, словно бритвой отрезанная у локтевого сгиба. Она была мала и, повидимому, принадлежала пятнадцатилетней девочке. Кожа ее была темно-лимонного цвета с легким бронзовым блеском. Пальчики были слегка согнуты, наружные и внутренние части ладони украшены рисунками, сохранившими позолоту. Один из рисунков изображал скарабея — священного жука древнего Египта, другой — священную змею-уреус с двумя раздвоенными языками. Подобные изображения могли носить лишь члены царских фамилий.

На найденной в пакете записке я прочел по-арабски: «Это правая рука Дуаты, дочери Анемемнона III».

Анемемнон III! Знаменитейший фараон двенадцатой династии! Да, я получил драгоценный подарок! Эта девочка жила за две тысячи лет до нашего летоисчисления! И все же рука великолепно сохранилась. Можно было подумать, что ее отрезали от только-что умершей феллахской девушки.

Я собирался уже спрятать подарок, как вдруг кадир поднял голову, взял у меня мумифицированную руку, внимательно осмотрел ее и задумчиво покачал головой.

— Что ты видел сегодня в пещере? — заговорил он. — Мумии крокодилов, змей, да несколько изломанных человеческих мумий? Это — ничто. Я знаю место, где хранятся мумии царей, и никто из европейцев не проникнет туда.

— Но они известны и другим?

— Нет. Эти места открыл один из моих предков. Тайна передавалась из рода в род лишь старейшему сыну. У меня нет детей, и тайна умрет со мной.

— И ты не желаешь поделиться ею с кем-нибудь?

— Нет. Если я выдам ее, придут европейцы и разграбят драгоценные могилы. Там более двухсот мумий, и на каждом саркофаге нарисована фигура человека с платком на голове и с кривым ножом в руке.