Николай Плавильщиков - Всемирный следопыт, 1929 № 02

Журавль-отец не мог этого стерпеть. Он забыл о всякой осторожности и бешено кинулся на защиту своего детеныша. Он кричал от возбуждения, и перья на его затылке развевались во все стороны. Ворона убралась во-свояси со всеми проявлениями крайнего испуга. К сожалению, журавль повернулся ко мне спиной и держался в тени. Но когда он снова вспомнил об осторожности и с прежним достоинством стал удаляться с поля битвы, я поймал его в объектив как раз в тот момент, когда он взглянул в мою сторону через кусты. К этому моменту гнездо уже опустело Второй птенец воспользовался удобным моментом, чтобы вылезть из гнезда, и тем самым интересному зрелищу был положен конец.

Было бы так заманчиво выползти теперь и последовать за журавлями с камерой! Но мне не хотелось открыть птицам мой секрет и спугнуть их. Пусть все остается как есть…

Когда лодка вечером приехала за мной, солнце еще не совсем зашло. Большой птенец к этому времени уже исчез в болотных дебрях, где родители и припрятали его. Но маленький птенец еще сидел около гнезда и глубокомысленно поглядывал на новый для него мир, который был так необычайно велик. Он держался молодцом. Крепко стоял он на своих коротких ножках, хотя еще и суток не прошло, как он вылупился. Когда я хотел взять его в руки, он больно укусил мне палец маленьким острым клювом. Я разглядывал его с таким же чувством, с каким рассматриваешь редкостный цветок. Так вот каков он, птенец журавля!

Ах, ты маленький карапузик! Неужели через несколько месяцев ты будешь таким же большим, как твои родители, полетишь в Африку и увидишь все ее чудеса? Почему бы и мне не последовать за тобой и не поглядеть, как ты там живешь и как себя ведешь среди негров, крокодилов и птиц, таких огромных, что даже тебе никогда до них не дорасти?..

В этом отделе «Всемирного Следопыта» редакция помещает короткие истории, посвященные необычайным встречам, приключениям, открытиям и интересным наблюдениям (по возможности оправданным или документами, или фотоснимками, или зарисовками). Не каждый может быть беллетристом, но многие бывалые люди могут вкратце описать пережитые ими исключительные случаи, относящиеся к программе нашего журнала. Особенно это относится к морякам, водникам, звероловам, охотникам, натуралистам, горнякам, геологам, этнографам, археологам, ж.-д. строителям, лицам, работающим в заповедниках, на различного рода промыслах и вообще ведущим жизнь под открытым небом. Редакция рассчитывает, что «короткие истории»отдела «Как это было» помогут вместе с тем выявить и новых авторов.

Уже второй день дул холодный ветер. Тайга казалась теперь совершенно вымершей. Звери попрятались в свои убежища, и даже проворная белка не решалась перебежать по деревьям, чтобы переменить гнездо, и беспокойно ворочалась от укусов блох, кишевших в моховых стенках ее жилища [14] Белка имеет по нескольку гнезд, которые время от времени меняет из-за блох. .

Мы сидели в шалаше, выстроенном из молодых пихточек, под толстой ветвистой пихтой, поросшей мхом. Посредине шалаша тлела большая колодина. Порывы ветра ежеминутно врывались к нам через плохо заставленный вход. Они раздували огонь, подхватывали золу и разносили по всему шалашу. От этого у нас слезились глаза. Нас было трое: Пастагаш-шорец [15] Шорцы — немногочисленная тюркская народность, обитающая в горах Кузнецкого округа в Сибири. — старый охотник, я — этнограф и Актеш — белая собака Пастагаша. Не хватало только Чубая. Чубай — товарищ Пастагаша — уже много лет скитался с ним по тайге, гоняясь за зверем. Я убедил Пастагаша и Чубая взять меня с собой в тайгу поохотиться для того, чтобы лично наблюдать и описать охоту.

Третьего дня, накануне вьюги, Чубай встал на лыжи и отправился на высокую гору Мустаг, вблизи которой мы раскинули свой стан. Чубай ушел поискать следов оленя или «сохатого» (лося), водившихся в этих местах, и с той поры еще не возвращался. Меня его отсутствие очень беспокоило, так как, уходя, Чубай взял с собой лишь ружье, топор да несколько горстей «толкана» (ячменного толокна). На нем была легкая короткая куртка из грубого холста, без воротника, даже не подбитая мехом. В такой одежде он где-то ночевал уже две ночи. Вероятно, Чубай наткнулся на след оленя, погнался за зверем и был застигнут вьюгой. Пастагаша отсутствие товарища, повидимому, не очень беспокоило. На мой вопрос: «Как ты думаешь, Чубай вернется?» — он ответил:

— А куда денется! — и спокойно сплюнул в сторону.

— Как куда денется! — продолжал я. — У него еды нет, одежда плохая, еще замерзнет где-нибудь…

Пастагаш усмехнулся, набил табаком маленькую трубочку и сказал:

— Не бойся, не замерзнет. Если спички взял, не хуже нас с тобой ночует.

Буря, должно быть, начала уставать. Затишья между порывами ветра стали продолжительнее. Костер ярко разгорался. Мы с Пастагашем протягивали к нему озябшие руки, ложились набок, заголяли спину и подставляли ее теплу. Актеш так близко подвинулся к костру, что в нескольких местах спалил себе шерсть. Едва мы успели разогреть спину, как новый порыв ветра с особенной яростью ворвался в шалаш и швырнул на нас полные пригоршни снега и золы. Пастагаш не выдержал. Он быстро поднялся и, взяв топор, вылез наружу. Через минуту я увидел, как он наглухо заделывал вход. Обратно он возвратился, подкопавшись под одну из стенок.

— К вечеру хорошо будет, — пробормотал он, отряхиваясь от снега.

— Почему ты так думаешь?

— Мустаг видно стало. Показал свою голову старик, — ответил Пастагаш, усаживаясь у костра.

Под «головой» Мустага Пастагаш подразумевал вершину горы, которая все время была закутана в тучи. Пастагаш порылся в углу и достал пару белок, убитых несколько дней назад. Он положил их вблизи огня, чтобы отогреть.

— Обедать будешь? — обратился он ко мне, показывая рукой на белок. — Вот когда мы подолгу промышляем в тайге в морозы, едим шибко много. Ночью и то раза три-четыре встаем обедать. Белку есть надо. У ней мясо сладкое. Ты только больше ешь, так-то лучше будет!