В. Чаплыгин - Всемирный следопыт, 1930 № 06

И, отвернувшись, пробормотал, ни к кому не обращаясь:

— Испугался, подлец! Ждет — накажут за то, что солдат своих бил.

Он быстро пошел к палатке. Синицын хотел было возвращаться к себе в сторожку, но вдруг комполка повернулся к нему. Теперь лицо командира улыбалось лукаво и хитро.

— Вы знаете, что? — сказал он. — Я решил предпринять маленькую операцию. Так, пустяки, для острастки. Если хотите, можете принять участие. Опасности, уверяю вас…

Он не смог договорить. Синицын обрушился на него так горячо с вопросами: где? когда? как? — что комполка пожалел о своем неосторожном предложении.

Этим вечером жители ближайшей деревни, отделенной от Аргуни лишь узким гребнем невысоких холмов, были привлечены необычайным зрелищем. На склоне гребня, обращенном к деревне, построилась четыреугольником рота красноармейцев. Посредине медленно ходил взад и вперед командир, заложив руки за спину, подняв лицо к небу, и негромко командовал:

— По облаку, похожему на свинью, первый взвод… пли!

Ахал залп.

— По ястребу-стервятнику, — снова начинал командир, — второй взвод… пли!

Изрешеченная пулями птица камнем падала в кусты. Деревенские собаки со всех ног кидались к ней.

— В белый свет, — звонко продолжал командир, — рота… пли!

А через полчаса красноармейцы шли уже обратно. Лица у всех были самые веселые. Шуткам не было конца.

Красноармейцы так грянули «Селезня» с присвистыванием и притоптыванием, что проснулся на другом берегу полковник Тин-Вей, встал с кровати, надел туфли и в открытую форточку долго прислушивался к звукам, несшимся из-за Аргуни.

Эту ночь полковник спал очень неспокойно.

Штабс-капитан Басов при входе вахмистра медленно и как будто неохотно заряжал свой кольт. Лицо офицера было сумрачно, тускло и вяло. Бесконечная усталость и безразличие были в глазах командира белой части. Вахмистр вернулся с очень важной разведки, но штабс-капитан опрашивал его безо всякого интереса, как будто по обязанности.

— Брод нашел? — тихо спрашивал он.

Вахмистр, вытянувшись, стоял у притолоки.

— Так точно, ваше бродье! — рявкнул он так громко, что офицер поморщился.

— Тише! На том берегу был?

— Так точно, был!

— Говорю, тише. Рассказывай!

Уставившись на лампу, висевшую под прокопченным потолком, вахмистр отчеканил:

— Так что, ваше бродье, брод имеется повыше деревни, у плетня. Вода быстрая, людям будет по груди. На доньях — каменья, одначе не большие, и помешательства от них не предвидится. Выпад из воды крутой, сразу лядина, за ей — место голое, каменистое, в гору. Через сопку перевалить…

— Охранение? — перебил Басов.

— Так точно, охранение. На сопке караул выставлен, снять его нам будет сподручно, потому камни большие на сопке, а ночь темна, морочная. За сопкой — роща, а дале распадком к деревне…

— Дальше знаю. Люди как?

— Так что недовольны, ваше бродье, — тем же тоном незамедлительно отрапортовал вахмистр.

Басов поднял брови, но выражение его лица не изменилось.

— Чем же недовольны?

— Харч слабый, амуниция к тому же… Воюем, говорят, неизвестно за что…

Басов помолчал, барабаня пальцами по столу. Потом сказал глухо:

— Отбери тех, про кого говорили. Вели приготовиться. Через час начинаем. Ступай!

Выходя, вахмистр в дверях потеснился, пропуская плотную фигуру поручика Глухова, носившего в отряде Басова звание начальника штаба. Но штаб состоял из него одного.

— Вы что думаете о сегодняшней операции? — спросил его штабс-капитан.

Глухов в ответ криво ухмыльнулся и запел:

— «Дорога в жизни одна…»

Но вдруг сразу оборвал пение и, вынимая из кармана колоду карт, предложил:

— Сыграем?

Штабс-капитан подумал.

— Ну, давайте, — наконец нехотя согласился он.

Через минуту Глухов начинал:

— Двадцать четыре. Угол мой… Хожу!

За окном темнота шуршала немощным ветром.

Два человека с осунувшимися лицами сидели над картами.

…А через час диверсионный отряд, состоявший из сорока хмурых людей, без шинелей, крадучись, вышел из деревни к реке.

Один за другим люди осторожно сползали в воду. Тщательно ощупывая дно ногами, шли через реку, подняв над головой винтовки и ручные гранаты.

Поддерживая начальника на трудном месте, Глухов спросил шопотом:

— Знамя взяли?

Получив утвердительный ответ, заметил, усмехнувшись:

— Верю в него. Никогда не хожу в дело без знамени…

Снова моросил дождь. В темноте едва можно было различить соседа, шагавшего по воде рядом. На советском берегу вдруг что-то зашуршало в кустах. Шедшие впереди насторожились. Кто-то оступился, из-под ноги вырвался уносимый течением камень. Булькнула вода. Из кустов послышалось фырканье, потом громкий заливистый лай. Басов выругался.

Но собака умолкла и убежала. Медленно вылезали на берег люди, стряхивали с себя воду и, рассыпавшись цепью, поднимались по склону сопки, щупая каждый камень, чтобы не наделать шума, то и дело останавливаясь и прислушиваясь.

После той пальбы по облакам и ястребам, которую устроил комполка, зааргунские холмы молчали.

Все же из осторожности ударники вышли на работу лишь к вечеру. В темноте меньше риска быть обстрелянными, а для работы время суток безразлично: ночью и днем в штольне одинаково приходилось работать с искусственным освещением. Фонарей не хватало. Пришлось довольствоваться обычными стеариновыми свечами.

За обвалом, как и предполагал Милановский, оказалась новая ледяная пробка. Штольня здесь была попросторней, работать было легче, и кирки споро вонзались в пыльный желто-серый лед. Появились признаки близости воды: по штольне бежал бойкий ручеек, часто горняки улавливали где-то в глубине сопки еле слышные вздохи попавшей в плен воды. Да и по тому, как ломался под кирками лед, видно было, что он не толст.

Пока часть рабочих пробивала штольню дальше, другие вытаскивали из выработки полусгнившие бревна и доски старых креплений и в самом опасном месте — у обвала — уже строили новое крепление. Заготовленный материал был сложен в распадке, и рабочим нужно было ходить туда за ним. Эти путешествия в темноте, в постоянном ожидании обстрела были не из легких. Много раз, поднимаясь к штольне с тяжелыми бревнами, рабочие оступались на камнях и катились вниз, ушибаясь и расцарапывая руки. Но бодрость не оставляла их. Энтузиазм Синицына заразил всех. Они знали: чтобы не проиграть соревнование кадаинцам, сегодня же необходимо сбить штольню с первой шахтой. А для этого нужно торопиться. И если бревно на подъеме выскальзывало из рук, то никто в этом не винил ни темноту, ни китайцев. Собственная неловкость была причиной задержки.