Юрий Черниченко - Хлеб

Лед Азова был сер от кубанской земли, впрямь не море — «Меотийские болота». В Сиваш нагнало воды, уровень его поднялся на два с половиной метра. Рассказывали, что на Бирючьем в шторм гибли заповедные олени; на окраинах городка повредило крыши, снесло заборы. На опоры высоковольтных линий нанесло соли, изоляторы пришлось мыть теплой пресной водой. В колхозах, однако, серьезных потерь не было: отстояли и крыши, и трубы, и скирды. Чуть ли не неделю степнякам пришлось быть матросами на терпящем бедствие корабле, держались тут, как всюду на юге, блестяще. Взрыва эрозии пока не было, озимые не внушали тревоги.

Но степь вдруг грозно напомнила, что она — «дикое поле», не курорт.

Привело меня в Геническ желание повидать в деле Ивана Петровича Обода. Главный агроном района, он интересно выступил на том совещании в Киеве, оставил ощущение уверенности, спокойствия, один из немногих говорил, что делается, не что происходит. Район прошлой осенью поставил 16 тысяч тонн сильной пшеницы — треть всех улучшителей республики. В Присивашье эта культура — самая урожайная из зерновых, сеять здесь ячмень, прочий фураж — значит без толку переводить землю и энергию солнца. Вредителей нет, извели их лущевкой, но серьезную опасность представляет горчак розовый, он занял десятки тысяч гектаров, боится он только мощных тракторов, пара. К специализации хозяйства готовы, есть опыт, есть уважение к пшенице, помогут азотом и техникой — район гарантирует полтораста тысяч тонн в год, в большей части — сильной.

Наголо обритый, плотный, или, как определяет украинский юмор, «натоптанный», районщик и одеждой, и повадкой, он, я заметил, был очень прост в обращении с учеными — и не как передовик, а как ровня. Потом выяснилось, что агроном завершает диссертацию и многих пшеничников знает лично или по статьям.

Правда, дома, в озябшем Геническе, Иван Петрович не показался мне ни спокойным, ни уверенным. Это уже был не деловитый ученый, а просто человек районного аппарата с не всегда решающим голосом. Кое-какие причины беспокойства выяснились. Подал новому секретарю райкома докладную со смелыми предложениями, как оно еще обойдется… В управлении без энтузиазма приняли просьбу об отпуске для кандидатской: и так часто в разъездах, а работа стоит. Главное же — баталия в крестики-нолики: сводили структуру посевных площадей. Зоотехник ярится, опять обделили кормовыми; агроном же: «Какой мы ему урожай зеленой массы планируем — сто сорок? Ладно, накинем двадцать, пусть успокоится». Зоотехник молчит — как же против роста урожайности? А что кукуруза больше ста центнеров не дает, записывать нечего, и так все знают… Словом, Киев был праздником, а тут — будни, служба, а на службе всегда важно, на уровне ты или нет.

У Обода есть служба, уравнивающая его с тысячами других, но есть и дело — оно резко выделяет его.

Это агроном отнюдь не бедарочного типа. И уже не того типа, какой в недавнюю пору сберегал хозяйства от лихих новшеств, «ложью во спасение», защищая здравый опыт колхозника и сам довольствуясь этим опытом.

Обод — агроном знания. Того сельскохозяйственного знания второй половины двадцатого века, какое многое сместило на глобусе, сделало вековых импортеров Европы торговцами зерном, а индусов, бирманцев шлет изучать рисоводство на Апеннины, в Калифорнию. В этом знании он представляет именно Генический район Украины (почвы темно-каштановые, солонцеватые, среднегодовая осадков — 320 миллиметров, безморозных дней — 200). Он выпаривает факт до ясности и прочности кристалла, и этот научный факт будет мерилом моральным. Он интеллигент не по социальной только прослойке, а в силу постоянной мыслительной работы, побуждаемой причинами нравственного порядка. Уровень его знаний превосходит уровень полевода-колхозника, разница тут, вероятно, не меньшая, чем была между мужиком и выпускником Петровской академии. Поддерживать ту разницу (а южный механизатор в большинстве хорошо обучен, развит и по натуре склонен «расти») позволяют ему технические достояния времени: самолет как полевая машина, карбамид — концентрат азота, лаборатория. Уже колосящуюся пшеницу можно удобрить с воздуха, и за две внекорневых подкормки клейковина в зерне поднимется на целых семь процентов, хозяйство получит с гектара дополнительно 17 рублей 52 копейки, а элеватор — сильную пшеницу. (Данный опыт, уточню, организовал Институт физиологии растений, но Иван Петрович самостоятельно вел работы не проще.) Этика тут в том, что азот внесен намеренно очень поздно, не для роста вала только, а для заполнения зерен белком. Формула «если дождь да гром — не нужен агроном», четко выражающая «нищенства тормоз», к Ободу отношения просто не имеет, ибо для дела, на какое он способен, нужны и дождь, и гром, и карбамид, но только он превратит их в протеин. Его кредо, надо полагать, заключается в мельком сказанной фразе: «Преодолевать трудности все умеем, а как не создавать их?»

Иван Петрович пригласил съездить посмотреть хлеб. Я понял так, что отправимся на озими — какой же еще хлеб в январе? Обода интересовало состояние узла кущения. Но затем свернули к Партизанскому элеватору, и тут выяснилось, что едем смотреть геническую пшеницу, которая здесь «дозревает», пока не достигла качества сильной. Четыре тысячи тонн колхозы летом продали с отметкой «25–27», зерно в лежке поднимает клейковину. Как достигнет двадцати восьми, элеватор произведет перерасчет и выплатит хозяйствам премию — тысяч около шестидесяти.

Невероятно. Немыслимо! До сих пор не отправлена, не смешана, не исчезла в водовороте — ладно. Но чтоб ведомство хлебопродуктов по доброй воле выплатило надбавку за силу, которая пришла уже потом, в складах, не к колхозному уже зерну? Однако — платит, в прошлый сезон «дозрело» пять тысяч тонн, колхозы были довольны.

Технолог Анна Ивановна открыла нам хранилища: вспугнув зимующих тут воробьев, мы взяли образцы. Пока шел анализ, агроном и Анна Ивановна мирно толковали про какие-то красные квитанции… Мир, рассказала потом женщина, между ними царит зимою, а летом Иван Петрович — человек ужасный. Заставляет пробовать на клейковину каждое поле, загонял лаборанток, руки все стерты, а красных квитанций (по ним колхозы отправляют сильную) на автовесах просто боялись: не дай бог послать грузовик не туда. А из-за чего вся колгота? Ведь никто на элеваторе и копейки за сильную не получит. Только из уважения к Ивану Петровичу, — посмотрим еще, как он покажет себя Восьмого марта…

Элеватор — финал. Начало в сроках сева, противоречие между валом и качеством и здесь прослежено досконально: ранний, августовский сев на опытных полях дал 26 центнеров урожая с 7 центнерами клейковины, средний, в конце сентября, принес высший намолот (42 центнера) и 12,18 центнера клейковины, но лучшее качество (12,24 центнера клейковины) у сева средины октября, при этом вал снижен до 30 центнеров. Затягивать посевную — это работать на критических отметках, и в отношении погоды, и в смысле сводочно-газетном, отстающих бьют. И все Обод правит на октябрь.