Александр Мелихов - Броня из облака
- Название:Броня из облака
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Лимбус-Пресс
- Год:2012
- Город:СПб.
- ISBN:978-5-8370-0544-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Мелихов - Броня из облака краткое содержание
Наверное, это самая неожиданная книга писателя и публициста Александра Мелихова. Интеллигент по самому складу своей личности, Мелихов обрушивается на интеллигенцию и вульгарный либерализм, носителем которой она зачастую является, с ошеломительной критикой. Национальные отношения и самоубийства, имперское сознание и сознание национальное, культурные мифы и провокации глобализма — вот круг тем, по поводу которых автор высказывается остро, доказательно и глубоко. Возможно, эта книга — будущая основа целой социальной дисциплины, которая уже назрела и только ждет своего создателя.
В этой книге автор предстаёт во весь рост смелого и честного мыслителя, эрудированного и притом оригинального. В философию истории, философию психологии, философию науки, философию политики, в эстетику, педагогику и проч. он вносит беспрецедентно горькую ясность. Это произведение отмечено и мужеством, и глубиной.
Б. Бим-Бад, академик Российской Академии образованияМелихов показывает, какую огромную роль играет в принятии роковых решений эстетическое чувство — фактор, который слишком часто упускают из виду власть имущие. От наркомании до терроризма простираются интересы автора.
Я. Гордин, писатель, историкАлександр Мелихов известен как один из наиболее глубоко и нетривиально думающих российских писателей. Его работу можно назвать титанической — по глубине мысли, степени эрудиции и дерзости талантливо затронутых тем (немалая часть из которых является табуированной в современной российской общественной и политической мысли).
В. Рубцов, академик Российской Академии образованияБроня из облака - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Впрочем, жизнь среди сочувствующих людей действительно делает нас более ранимыми: «любимые» дети чаще фантазируют о самоубийстве — но приводят свои фантазии в исполнение реже.
По результатам одного исследования — советских времен, кто сейчас станет такое финансировать! — в котором был опрошен едва ли не каждый двадцатый ленинградец, к суициду очень немногие относятся с активным неодобрением (0,8 % среди служащих без высшего образования и 1 % среди учащихся). Индифферентно: рабочие — 19,4 %, служащие без высшего образования — 13 %, с высшим образованием — 7,4 %, учащиеся — 14 %. Сочувствуют: рабочие — 56,6 %, служащие без высшего образования — 78 %, с высшим образованием — 82 %, учащиеся — 72 %. Складывается впечатление, что люди образованные, вопреки давно и усердно распространяемому заблуждению, более склонны к сопереживанию. Это обнадеживает.
Мне кажется, правильное отношение к самоубийце — это, безусловно, сострадание. Сострадание без взгляда свысока («завтра и я вполне могу оказаться на его месте»), но и без романтизации, без пиетета, — как к человеку, попавшему в ситуацию чрезвычайно мучительную, но нашедшему из нее не самый лучший выход. Выход, из которого выхода уже нет и к которому, по мнению многих специалистов, он не так уж и стремился. Одному виднейшему суицидологу принадлежат слова: настоящий самоубийца — это тот, кто режет себе горло и одновременно кричит о помощи. Многие исследования подтверждают, что самоубийца желает вовсе не умереть, а лишь каким угодно способом прекратить свои мучения, «что-то сделать с собой», причем далеко не всегда ощущает свой поступок бесповоротным, до конца осознает, что смерть — это «навсегда». С детьми это бывает особенно часто. Отмечаются типы самоубийств, преследующих (иногда и неосознанно) вполне посторонние цели: «жажда передышки», «самонаказание», «крик о помощи», «протест»…
Но если мы готовы сострадать реальному самоубийце, почему же самоубийства в искусстве так часто вызывают в нас растроганность, смешанную с восторгом? «Лучше в Волге мне быть утопимому, чем на свете мне жить нелюбимому» — может быть, нужно пореже исполнять подобные песни? Осмеивать их, всячески депоэтизировать? Я думаю, трогает и восхищает нас не смерть, а сила страсти. В одном своем рассказе Фазиль Искандер напрямую оправдывает самоубийство из-за потери любимой: чего стоили бы все слова о том, что любимая дороже жизни, если бы изредка они не подтверждались делом? Да и вообще — весьма сомнительно, чтобы человек сделался счастливее, привыкнув ценить свою жизнь превыше всего на свете — и оттого погрузившись в беспрерывный страх потерять ее.
Катон, раздирающий рану, чтобы не пережить падение республики, Лукреция, пронзающая себя кинжалом, чтобы не пережить утраты чести, — восхищает нас здесь отнюдь не капитуляция, а, напротив, целеустремленность, способность поставить свою святыню выше жизни. Не нужно путать самоубийство и самопожертвование. Самоубийца лишен экзистенциальной защиты, а герой ею, можно сказать, ослеплен.
Красота убивающая
Красота может не только защищать, но и обрекать на смерть. В давнем споре, допустима или нет смертная казнь, именно ее голос является решающим, хотя спорящие этого и не сознают, из года в год и из века в век повторяя приевшиеся аргументы.
Одни только публикации на тему «Смертная казнь — за и против» учету не поддаются, и даже в научной печати счет идет на тысячи. Тем не менее, воз и ныне там, где его оставили Кант и Беккариа. Первый считал, что казни требует Разум; второй — что разум требует ее отмены, ибо она не предотвращает преступлений. К архетипическим аргументам можно, пожалуй, присоединить и отзыв Вольтера о воспитательной функции смертной казни: невозможно при помощи убийств заставить людей ненавидеть убийства. Но сколько ни забирайся в глубь веков, ничего неопровержимого все равно не найдешь.
И я давно предлагаю подвести итог в духе Лобачевского: то, что веками не удается доказать, и не может быть доказано.
В самом деле, аргументы «про» и «контра» можно разделить на три группы: рациональные, эмоциональные и метафизические. Рациональные пытаются доказывать, что казни каким-то образом влияют на уровень преступности, и прежде всего — убийств. Аргументы эмоциональные требуют казнить убийцу (помиловать его) просто потому, что этого «душа требует». Метафизические же аргументы обосновывают ту или иную точку зрения апелляцией к каким-то «вечным», не зависящим от наших человеческих пристрастий законам — законам Природы, Справедливости, Милосердия, Божества… Вот с них, метафизических, и начнем.
Христианский Бог запрещает убийство даже самого последнего негодяя — в этом Лев Толстой был убежден так же неколебимо, как Фома Аквинский в том, что казнь преступника вовсе не убийство, а лишь исполнение Божественной воли, которую злодей преступил. Кант полагал, что убийцу следует казнить, если даже точно известно, что он больше никого никогда не тронет и, более того, сделается полезным членом общества: справедливость не должна быть предметом торга. Люди казнят с особой непринужденностью, когда ощущают себя всего лишь орудиями неких высших сил.
Но — сегодня людей, искренне верующих в существование каких-то указаний свыше, не слишком много. Да и они при этом прекрасно знают, насколько противоположным образом могут быть истолкованы даже самые что ни на есть недвусмысленные требования не убивать и не мстить: казнь не убийство, но спасение души преступника от хотя бы будущих грехов; врагов нужно прощать, но только своих, а не Божиих; и вообще, нам не дано постичь буквальный смысл Писания: то, что написано Святым духом, может быть и прочитано только Святым духом, — все это слова христианских авторитетов.
Именно поэтому образованные и честные люди сегодня стараются быть рациональными, обосновывать необходимость смертной казни или необходимость ее отмены какими-то утилитарными аргументами. Именно прагматиками для прагматиков и проведены те сотни статистических исследований, которые так ни к чему и не привели: три четверти исследователей не находят вовсе никакой связи между казнями и убийствами, остальные расходятся в мнениях, положительная это связь или отрицательная. Потому-то пишущий эти строки и пришел к выводу, что вопрос о применении смертной казни вообще не может быть решен рациональными методами: высказываясь за смертную казнь или против нее, мы характеризуем не столько проблему, сколько собственную личность.
Мои аргументы: преступность, и даже ее частный сектор убийств, характеризуется не одним, а многими параметрами, число которых каждый может неограниченно увеличивать по собственному вкусу. И если один параметр улучшается, а другой ухудшается, то будет делом тоже исключительно личного вкуса считать итоговое изменение улучшением или ухудшением. Простейший пример: общее число убийств уменьшилось, но возросло число убийств, совершенных женщинами, — к добру это или к худу? Уменьшилось количество немотивированных убийств, но возросло число корыстных, уменьшилось количество бытовых, но возросло число заказных — прогресс это или регресс? Стали несколько реже убивать добропорядочных граждан, но вдвое чаще «подонков» (бомжей, ранее судимых и т. п.) — такую эволюцию наверняка многие только приветствовали бы.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: