Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6523 ( № 35 2015)

– Как это выглядело на практике?

– Пять с половиной дней в неделю ребёнок должен был проводить в школе-интернате – учиться, есть-пить, ночевать, заниматься спортом, делать домашнее задание… В конце недели родители или бабушки-дедушки забирали детей домой на выходные. Подразумевалось, что у родителей высвобождается свободное время для «личной жизни» – кино, театры, чтение, отдых… И как результат «релаксации» – рост производительности труда. Родителей освобождали от забот о собственных детях. Эту функцию брало на себя государство. Дети объявлялись обузой для пап и мам.

Так вот. В редакцию пришла воспитатель школы-интерната и рассказала, что каждую субботу ребята уходят домой, а её класс в полном составе остаётся в интернате, потому что родителей у этих детишек нет. Их передали в школу-интернат из детского дома. 50 сирот и на выходные оставались в казённых стенах. Учительница попросила напечатать её письмо-обращение к добрым людям – жителям Кирова, чтобы они забирали сирот к себе на субботу и воскресенье.

Мы напечатали это письмо в газете. Моему ликованию не было предела – у ворот интерната выстроилась очередь желающих разобрать детей по семьям. Прошёл месяц, другой… И мы стали узнавать, что сирот стали «забывать» забирать на выходные. Осталось с пяток «шефов», прикипевших к детишкам. Остальные взрослые «наигрались» в родителей и «положили игрушки на полку», что было вдвойне жестоко. Доброе дело рассыпалось. «Забытые» дети ожесточились. Доброе намерение таило страдание многих.

С тех пор тема сиротства, обездоленных детей стала основной темой моего творчества.

Я объездил десятки детских домов и интернатов. Написал повесть «Благие намерения». Она была отмечена Международной премией имени Максима Горького, по ней сняли фильм, получивший приз в Испании. Эта книга так и осталась одной из важных для меня. А девизом Детского фонда стали среди прочих строки Марины Цветаевой: «Два на миру у меня врага, два близнеца, неразрывно слитых: голод голодных и сытость сытых!»

– Альберт Анатольевич, вам скоро 80 лет. Серьёзная цифра. Когда вы были «юношей, обдумывающим житьё», наверняка моделировали своё будущее. Что сбылось и что не сбылось из того, о чём мечталось?

– Несмотря на то что я окончил факультет журналистики Уральского государственного университета (УрГУ), никогда не думал ни о какой литературе. Я хотел быть профессиональным журналистом. Точнее, газетчиком. Тогда это было престижно, почётно, газеты занимали в жизни общества величайшее место. Телевидение только зарождалось. Мы сквозь толстые линзы, заполненные водой, смотрели первые телепередачи, и нам казалось это забавой. Никто не думал, что эта забава спустя время станет править нашими мозгами.

Признаться, я скучал в университете. Мне скорее хотелось попасть на практическую работу. На первой практике я был вместо 20 дней три месяца. Это было в Комсомольске-на-Амуре. 1956 год. В феврале прошёл ХХ съезд партии. Сталина распекали на каждом углу…

Городская газета формата «Правды» выходила каждый день. Комсомольск-на-Амуре был мощным индустриальным городом. Там делали и делают до сих пор подводные лодки. Оборонное авиастроение… Лагеря заключённых… Реабилитированные… Пришли первые хрущёвские эшелоны молодёжи для дальнейшего освоения Комсомольска-на-Амуре. Мне было очень интересно. Пахал с утра до ночи. Иногда в газете выходило по три моих текста. Но я никогда не думал о литературе. Мне нравилось быть «чернорабочим» журналистики. Газетная работа была моим главным смыслом.

После окончания УрГУ поехал на родину в Киров. Стал работать в газете. В то время многие газетчики литературу как бы презирали. Считали, что это чихня, мол, я напрягусь, так сделаю не хуже. И я относился к таким же соплякам, которые следуют в фарватере за старшими и так же думают.

Случилось так, что я приболел. И болел-то всего три дня, но за это время написал три небольших рассказа. Написал и положил в стол.

– Что стало толчком для рассказов?

– Только то, что я болел, появилось свободное время. Очевидно, во мне накапливалась эта писательская необходимость. Через некоторое время меня делают редактором молодёжной газеты. Я оказываюсь на съезде комсомола в Москве. Один из рассказов я завёз в журнал «Юность», оставил секретарше в приёмной.

Приезжаю в Киров со съезда. Вдруг звонок из «Юности»: «А мы ваш рассказ печатаем в 10-м номере».

– Это был рассказ «Шагреневая кожа»...

– Совершенно верно. Шёл 1962 год. По радио «Маяк», повторявшему новости каждые полчаса, главный редактор «Юности» Борис Полевой даёт интервью и рассказывает, что 10-й номер журнала посвящён молодым авторам, и – тёплые слова обо мне. Я едва дождался, когда журнал появится в киосках Кирова. Тогда напечататься в «Юности» для провинции было сенсацией.

– Ещё бы! Да и для Москвы тоже…

– Автор сразу становился известен. Остальные два рассказа с некоторыми паузами, но тоже напечатали. Один из них – в журнале «Смена», главным редактором которого я стал спустя годы, но тогда об этом и не помышлял. Тогда я был собственным корреспондентом «Комсомольской правды» в Сибири. В Новосибирске и купил тот номер «Смены».

«Шагреневую кожу» и два других рассказа напечатали в сборнике участников четвёртого совещания молодых писателей, который выпустила «Молодая гвардия». Вот тогда мне уже чего-то «писательского» захотелось.

Но серьёзная проза приходит с годами. Когда ты не просто хочешь сделать какой-то сюжет, а добраться до глубин, сказать что-то сокровенное, хотя для нынешней литературы достаточно и сюжета. Современная литература очень косит от тех стандартов, которые нам были предложены классиками.

После повести «Благие намерения» я написал ещё несколько вещей, посвящённых развитию этой трагедии – оставленных, преданных взрослыми детей. Романы «Невинные тайны», «Никто», повести «Свечушка», «Слётки», «Сломанная кукла»...

Эта тема меня не оставляет. Но это были даже мои не литературные устремления, а скорее желание крикнуть о бедах детства. Я видел, что ни в жизни, ни в литературе нет глубокого интереса к этой теме. Жалость к равным – тогда, к слабым – сегодня. Это меня и ведёт. Есть такое важнейшее христианское начало – сострадание.

Жалеть самого себя легко. Пожалеть другого тоже легко. Но помочь другому преодолеть тяготы – это уже труд души. Надо понять, на что ты идёшь. Надо служить этой идее. Идея не даёт спать, заставляет страдать, биться за неё. Часто эти битвы заканчиваются синяками на твоём лбу. Есть хорошая русская поговорка: ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Всё это я вкусил в полной мере.