Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6523 ( № 35 2015)

На пороге пальцем поманя.

Грустью глаз заворожённых – вишня,

Проводи в далёкий путь меня.

Ты прости, прощай – грядут морозы.

Вороньём на Русь слетелась мгла…

Далеки июньские стрекозы.

Яуза от стужи замерла.

Всё в былом и ничего не надо?

Память половицей не скрипит?

Низкая железная ограда.

В ожиданье сына мама спит.

А в стране, что залегла по пояс

В зимние холодные снега,

Ты живи, ничем не беспокоясь.

Лишь живи – и вся тут недолгá!

А МАМА УХОДИТ…

А мама уходит всё дальше и дальше.

Она поднимается выше и выше

Туда, где свирели играют без фальши

И райские яблоки ветер колышет.

Под утро – бесплотным туманом белёсым

Слетаются сны к моему изголовью.

В них мама платком кашемировым косы

Покрыла и смотрит на сына с любовью.

И тихо мурлычет забытая кошка.

И мордой седой прижимается к раме.

Нам кажется с ней – вот, осталось немножко,

Откроем окно – и отправимся к маме!

Крещенье в матёрых снегах принимая,

По месяцам-вёрстам шагаю упрямо

Навстречу беде окаянного мая,

В котором навеки останется мама.

И встав на колени, гляжу виновато,

Как тает свеча на очелье кануна.

И кажется, свет неземной от халата

Врачебного – бел, как надгробья парсуна.

А мать поднимается выше и выше,

И к звёздам уходит всё дальше и дальше…

И плачут дожди, выпадая на крыши.

И тянутся снéги в шопеновском марше.

Владимир ШЕМШУЧЕНКО

ТИШИНА

Пером и кистью по зиме

Позёмка пишет акварели.

Дрожат ресницы старой ели

И серебрятся в полутьме.

С зеленоглазою луной

Играет старый кот в гляделки.

Вживаюсь в роль ночной сиделки,

Поскольку сам себе – больной.

Пузатый чайник на плите

Сопит, вздыхает и бормочет,

Как будто мне напомнить хочет

О заоконной красоте.

«Звёздам нет счёта, бездне – дна» –

От белой зависти немею…

И всё же выдохнуть посмею:

Россия – это тишина.

* * *

Апрельское утро грачами озвучено.

Уходит в подлесок туман не спеша.

Ещё две недели – и скрипнет уключина,

И лодка пригладит вихры камыша.

Ещё две недели – и синяя Ладога

Натешится вволю, подмяв берега,

И в небе проклюнется первая радуга,

И рыба пойдёт нереститься в луга.

И ветер с Невы – аж до самого Таллина! –

Молву донесёт… А пока среди льдин,

Как спящая женщина, дышит проталина

С лиловым цветком на высокой груди.

* * *

…Придонные рыбы ленивы и сонны,

И спины их буры, и даже – черны,

Неведомы им ни нагонные волны,

Ни волны, рождённые взглядом луны.

Придонные люди разводят руками

И ропщут на жизнь, и поносят страну…

А я – со своими простыми стихами –

За память цепляюсь и в ней же тону.

А всё это – дождь, что свалился некстати

И съел за минуту весь снег во дворе…

И стал Петербург как линялая скатерть,

С которой меня вам не смыть, не стереть.

А люди как люди и рыбы как рыбы –

Ленивые, как разводные мосты…

Пусть рифмы мои – как гранитные глыбы!

Пусть точки – чернильной черней черноты!

Наотмашь лупи – по асфальтам, по лицам,

Нелепый апрельский взъерошенный дождь!

Не дай мне в бесчувствии этом забыться…

Всё в жизни проходит, а ты не пройдёшь!

МАРИНЕ

Хорошо, что весна завалилась вчера за подкладку,

Когда дождик пальтишко моё простирнул – со снежком!

Зашиваю карман, и размеренно так, по порядку,

И тебя пришиваю к себе неумелым стежком.

И совсем я не злой! Мне весну запоздалую жалко

(Что известно собакам, известно доподлинно всем).

У иных вон любовь – как ручная в горшочке фиалка…

Но она – никакая и снегом не пахнет совсем.

А люблю тебя так, что трубят водосточные трубы

И от зависти лебеди крыльями бьют по воде!

Искусаю до крови во сне пересохшие губы,

Сочиняя тебя, на которую больно глядеть…

* * *

…Локоны в лунном свете

С пальцев текут, как шёлк.

Спи, – это тёплый ветер,

Просто он стал – большой.

Плавают тучки-скитальцы

В синих глазах тишины.

С глупой улыбкой на пальцы

Дую – обожжены…

СТЕПНОЕ

Когда лязгнет металл о металл и вселенная вскрикнет от боли,

Когда в трещинах чёрных такыров, словно кровь, запечётся вода, –

Берега прибалхашских озёр заискрятся кристаллами соли,

И затмит ослабевшее солнце ледяная дневная звезда.

И послышится топот коней, и запахнет овчиной прогорклой,

И гортанная речь заклокочет, и в степи разгорятся костры, –

И проснёшься в холодном поту на кушетке под книжною полкой,

И поймёшь, что твои сновиденья осязаемы и остры.

О, как прав был строптивый поэт – Кузнецов Юрий свет Поликарпыч,

Говоря мне: «На памяти пишешь…» (Или был он с похмелья не прав?)

Хоть до крови губу закуси – никуда от себя не ускачешь,

Если разум твой крепко настоян на взыскующей памяти трав.

От ковыльных кипчакских степей до Последнего самого моря,

От резных минаретов Хорезма до Великой китайской стены, –

Доскачи, дошагай, доползи, растворяясь в бескрайнем просторе,

И опять выходи на дорогу под присмотром подружки-луны.

Вспомни горечь полыни во рту и дурманящий запах ямшана,

И вдохни полной грудью щемящий синеватый дымок кизяка,

И сорви беззащитный тюльпан, что раскрылся, как свежая рана,

На вселенском пути каравана, увозящего вдаль облака…

ДИГОРИЯ

Изгиб, излом, и нет дороги…

Нелепо, как в дурном кино!

И вспоминается о Боге –

Ему всегда не всё равно.

Ревёт мотор на грани срыва.

Чуть-чуть назад… Вперёд… Вираж…

Налево – лезвие обрыва.

Направо – зубы скалит кряж.

Потеет на спине рубашка,

Как в зной из погреба вино…

Водитель – на бровях фуражка –

Хохочет… Чёрт, ему смешно!

И на заоблачном пределе

Последних лошадиных сил,

Скрипя мостами, еле-еле

Вползает в небо старый ЗИЛ.

А вдалеке печальный демон

Несёт домой пустой мешок…

Я – наверху! Я занят делом!

И мне сегодня хорошо!

И я живу… Ломаю спички…

Курю, как будто в первый раз,

И вредной радуюсь привычке,

И пелена спадает с глаз.

Здесь солнце на сосновых лапах

Качается, как в гамаке.

Здесь можжевельниковый запах

Живёт в болтливом ручейке.

Здесь, как гигантские тюлени,

Слезятся утром ледники.

Здесь тучи тычутся в колени

И тают от тепла руки,

И, выгибая рысьи спины,

Да так, что пробирает дрожь,

Рыча, царапают вершины…

И дождь вокруг! И сам я – дождь!

* * *

Украинская ночь домашним пахнет хлебом.

Здесь время не идёт, а тянется, как мёд.

На капли молока, пролитые на небо,

Во все глаза глядит ленивый рыжий кот.