Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6524 ( № 36 2015)

Наталья АНПЕТКОВА:

– У многих родителей в связи с нововведениями возникали опасения, что дети будут получать недостаточно полезных веществ, а порции почему-то станут меньше. Проинспектировав питание детей в первую учебную неделю, я могу твёрдо сказать, что эти опасения были напрасными. На мой взгляд, в новом меню сбалансированы все полезные вещества, столь необходимые для растущего организма. Такое полноценное питание непременно обеспечит ребёнку заряд энергии и крепкое здоровье.

Диана КАШИЦЫНА:

– Конечно, необходима разъяснительная работа с мамами и папами, ведь многое зависит от грамотно и своевременно предоставленной информации. В нашем дошкольном отделении с этим нет проблем: каждый из родителей может в любое время попробовать еду из тарелки своего ребёнка. Взрослым это очень нравится – по результатам дегустации они выставляют оценки, пишут свои замечания и пожелания, а мы учитываем их мнения. Действительно, порции в новом меню немного уменьшены, но зато блюда стали более калорийными и вкусными.

Елизавета ЧИРКОВА:

– Для проверки качества питания московских дошкольников существует несколько уровней контроля: школьная комиссия (внутренняя работа), общественный контроль с подключением родителей и экспертно-консультативный совет (внешний аудит). Мы стоим на страже интересов детей, поэтому заинтересованы в том, чтобы жёстко контролировать работу поставщиков.

Преимущество нового меню ещё и в том, что оно приближено к современным реалиям. Дети всегда остаются детьми – их невозможно уговорить съесть то, что им не по душе. Пищевых отходов остаётся меньше – значит, ребятам нравятся кулинарные нововведения!

Теги:общество , образование

Фото: ИТАР-ТАСС

Ноющая грусть в осадке

Проза, как известно, искусство зрелого возраста. Когда уже есть опыт, есть сложившееся мировоззрение, выработана ценностная шкала. Именно так произошло с Юлией Головко – писать она начала довольно поздно. Благо жизнь была богата впечатлениями и событиями, не столько внешними, сколько внутренними, теми, которые и выстраивают образ писателя. Головко – крепкий реалист, публикуемый рассказ основан на реальных событиях. Сдержанно и простодушно рассказывает нам автор о судьбе трудных подростков, малолетних преступников. Это добрая, сердечная, бесхитростная проза в духе традиций советской классики. Обвинение во вторичности автору не грозит: и тема, и ракурс подачи материала, и интонация – всё вполне индивидуально. И слог хороший, ладный, привлекающий не броской красотой и необычностью образов, а скорее гармоничным минимализмом, художественно оправданным. Есть в рассказе Юлии Головко и тьма, и свет, и преодоление жизненных обстоятельств, и ноющая грусть в осадке. Всё, что и должно быть в подлинной литературе.

Анастасия ЕРМАКОВА

У входной двери пахло лекарствами. Застеленный линолеумом пол, только что протёртый влажной тряпкой, сиял чистотой. Быстро проходили по коридорам врачи и сёстры в белых халатах, поблёскивали кафельные стены приоткрытых процедурных, матовой свежестью белела масляная краска на дверях и оконных переплётах. Больница как больница, если бы не контролёр в зелёной форме, не толстые решётки на окнах да тюремные глазки и форточки в тяжёлых, запирающихся на крепкие замки дверях.

В больницу следственного изолятора Зина наведывалась дважды в месяц, но всё никак не могла привыкнуть к тому, что здесь камеры назывались палатами, а преступники – больными. Одни простудились, у других обострился застарелый гастрит, нажитый за годы беспутной жизни, были здесь и страдающие другими недугами, как в каждом стационаре. Но это только для врачей они – больные, для администрации эти люди – подследственные, а для неё – читатели.

Зина, сопровождаемая контролёром, открывала форточки в дверях, раздавала списки имеющихся в библиотечке книг. Всё как всегда, но на этот раз её ждала неприятная неожиданность.

Зина заглянула в шестую. Лицом к стене лежал тощий длинный человек. Подошёл контролёр.

– Открою дверь, здесь тяжёлый. Уже не встаёт.

– Может, не беспокоить? – спросила Зина. Контролёр пожал плечами, отпер дверь. Зина помедлила несколько секунд и вошла.

– Вы будете брать книги? – спросила она тихо, боясь нарушить покой больного.

Он медленно и тяжело повернулся на спину. Зина увидела измождённое, обтянутое серо-жёлтой кожей лицо. Что-то знакомое, связанное с давним, чем-то неприятным, почудилось ей в этих обострённых тяжёлым недугом чертах лица.

Глаза приоткрылись, воспалённые веки дрогнули, и сквозь гримасу боли, перекосившую его губы, она заметила, что в них мелькнуло застигнутое врасплох узнавание. Но вот лицо приняло своё обычное выражение.

– Зинаида Петровна? Вы? Я знал, что всё-таки встречу вас здесь. Так вы теперь в библиотеке? – Он говорил медленно и с придыханием, то и дело заходясь кашлем.

Зина вспомнила: Бесфамильный Сергей. Три года назад, когда она была воспитателем, это был самоуверенный, омерзительно наглый тип. Для неё он стал олицетворением зла, из-за которого она потеряла веру в себя, в свои педагогические способности. Поступая на работу в СИЗО, она собиралась выхаживать тяжелобольных. И вдруг – обитые железом двери, решётки в два пальца толщиной и эта толпа бритых наголо, ухмыляющихся и совсем не чувствующих себя несчастными подростков, менее всего похожих на детей. И среди них – Бесфамильный. Она никогда не забудет его: высокий, картинно-красивый, с холодными голубыми глазами, которые пронизывали её – двадцатилетнюю девчонку, вообразившую себя педагогом. Нет, Бесфамильный не нарушал режим, он подчинялся всем её требованиям, но с таким подчёркнутым и язвительно насмешливым выражением лица, что Зина чувствовала себя совершенно беспомощной. А иногда позволял себе даже комплименты, что было совсем недопустимо.

Как-то в картонажном цехе, проходя мимо стола, за которым работал Бесфамильный, она услышала обрывок фразы, произнесённый им нарочито громко: «...и родинка под левой грудью».

Зина не выдержала:

– Прекрати свои дурацкие рассказы!

Он помедлил и холодно произнёс:

– Успокойтесь, Зинаида Петровна! Я не о вас! – Мальчишки рассмеялись.

Сначала она растерялась, потом бессильная ярость охватила её, захотелось залепить ему пощёчину, но она только выдохнула:

– Какой же ты подлец! – и стремительно вышла из цеха. Запершись в комнате для воспитателей, она плакала.

Теперь-то Зина поступила бы по-другому: свела бы всё дело к шутке, обращённой на самого Бесфамильного. Грубость всегда рождает грубость. Не раз Бесфамильный небрежно кидал двусмыслицу, а ребята откровенно хохотали, глядя на него с обожанием. И не придерёшься. Все её распоряжения он медлил выполнять, как бы раздумывая: а стоит ли это делать? И все мальчишки ждали, что скажет Сергей, смотрели ему в глаза.