Евгений ПРИМАКОВ - ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ ПЛЮС…

Ельцин разделил главные выводы: стало совершенно ясно, что одной военной операцией проблемы не решить. Согласился он и с тем, что военные, политические (внутренние и международные) издержки значительно масштабнее, чем ожидалось. Все большую силу набирают антироссийские настроения в мусульманском мире. Для внутриполитической жизни, стабильности обстановки в России, недопущения международной изоляции нашей страны очень важно подкрепить военную операцию переговорным процессом.

Сказал президенту, что считаю целесообразным, чтобы он сам предал гласности анализ тех недостатков, промахов, ошибок, которые проявились во время последних событий в Чечне. По его просьбе уточнил:

1. Три года не предпринимались решительные меры. Объективные трудности заключались в том, что «чеченский вопрос» был интегрирован в общеполитический кризис в Москве. Но сказался и явный недостаток реальной информации у российского руководства.

2. Часть тяжелого вооружения была передана при выводе войск режиму Дудаева.

3. Проявились недостатки в работе Генштаба и разведки в планировании военной операции в Чечне, в координации различных составляющих Вооруженных сил, а шире – в военном строительстве, в создании и производстве вооружений, отвечающих нынешним задачам.

Ельцин сидел в задумчивости. Чувствовалось, что он не раз думал обо всем этом.

Говоря о международных делах, проинформировал президента о том, что 14 января меня готов принять король Марокко Хасан II, который являлся председателем Организации исламской конференции (ОИК), 16-го – президент Алжира, 19-го – ливийский лидер Муамар Каддафи, а затем президент Египта Мубарак.

Ельцин дал согласие на все эти встречи.

В результате поездок на Ближний Восток и в Северную Африку почувствовал еще раз, что главы многих арабских стран не только не поддерживают терроризм, но особенно хорошо представляют необходимость бороться с сепаратизмом. Король Марокко практически снял проведение чрезвычайной сессии ОИК, посвященной Чечне, а Каддафи даже позвонил Дудаеву, пытаясь его «остудить».

Но «остудить» чеченских боевиков не удалось ни до, ни после гибели Дудаева.

На этот раз Совет безопасности собрался 29 июня 1995 года, после террористической операции в Буденновске, начавшейся с захвата боевиками Басаева больницы и закончившейся – после того как погибли десятки заложников и сотрудников МВД – договоренностью об освобождении все еще находившихся под дулами бандитов мирных жителей в обмен на разрешение террористам уйти.

Первым выступил губернатор Ставропольского края Кузнецов. «Для жителей Буденновска, – подчеркнул он, – главный вопрос, почему не уничтожены бандиты». Далее он сказал, что непосредственно границу с Чечней охраняют всего 236 сотрудников местной милиции, а граница Дагестана с Чечней и вовсе прозрачная. Отсюда полная прозрачность на всем протяжении Чечня-Дагестан-Ставропольский край. По словам Кузнецова, во время операции в Буденновске проявилось полное отсутствие взаимодействия всех видов Вооруженных сил, всех силовых структур. Не было данных от военной разведки, «и я сомневаюсь, – добавил он, – что положение быстро выправится».

Следом выступил Ерин, который честно признал серьезные недостатки в деятельности МВД и сказал, что готов нести любое наказание вплоть до ухода в отставку. Степашин, обрисовав положение, заявил, что уже принял решение подать в отставку. По словам Грачева, его главной виной является то, что уже на первом этапе не смог скоординировать деятельность силовых структур. Другая ошибка в том, что не добил оставшиеся банды, которые ушли в горы. Самая большая вина в том, что не нашел и не «накрыл» отряд Басаева. «А в Буденновске, – откровенно сказал Грачев, – отсиделся за спинами своих коллег. Хочу извиниться за резкие слова в адрес Ерина и Степашина, – добавил Грачев, – и заявить о готовности уйти в отставку». И Егоров, и секретарь Совета безопасности Лобов тоже заявили о готовности уйти со своих постов.

«Цена вашей вины очень велика», – заключил президент. Последовали некоторые отставки, однако именно по «буденновскому сценарию» повторился захват террористами родильного дома в Кизляре, а затем как-то экспромтом, без должной подготовки и продуманных идей сели за стол переговоров. В августе 1996 года были подписаны далеко не однозначные хасавьюртские соглашения. Федеральные войска покинули Чечню, и все пришло на «круги своя»: криминал сохранил свои позиции.

Когда описываешь события 1994-1996 годов, то все время думаешь о параллелях с операцией в Чечне, начатой в 1999 году, хотя она в целом происходила намного успешнее. Однако ловишь себя на мысли, что целый ряд прозвучавших тогда тревожных нот остались неуслышанными, а ошибки – неисправленными. Вообще я не знаю, был ли проведен серьезный комплексный анализ «первой войны» в Чечне и сделаны ли военные и политические выводы, не знаю, положили ли глубокий разбор этих событий в основу прогноза развития ситуации в самой Чечне, в соседних странах и субъектах Российской Федерации, рассмотрели ли варианты наших действий и контрдействий. Во всяком случае я, будучи министром иностранных дел, а затем председателем правительства, к подобным комплексным целенаправленным обсуждениям не привлекался.

30 августа на Совете безопасности Ельцин, констатировав «перевод стрелок на мирное решение», сказал, что в этом плане готов говорить со всеми, кто пользуется авторитетом в Чечне, – если это Хасбулатов, то давайте встречаться и с ним. Одновременно он упрекнул – мне кажется, совершенно правильно – Министерство обороны за то, что оно рано отвело все свои силы, а пограничников за то, что не договорились о закрытии границы Чечни с Грузией и не поставили эту границу под контроль нашей ФПС. Нужно было брать Басаева после Буденновска на границе, сказал Ельцин, там кончились наши обязательства. Спецслужбы, в первую очередь МВД, должны укреплять все административные границы с Чечней.

Выступил новый министр внутренних дел, Анатолий Куликов, который в виде одного из вариантов предложил закрепиться на берегу Терека и вернуть Ставропольскому краю два района, переданные Чечне при советской власти.

Но это были лишь импульсы к глубокому и детальному рассмотрению сложившегося положения и определению последующих действий с нашей стороны. Не исключаю, что в различных ведомствах такая работа проводилась, но разрозненно и практически оставалась в их стенах.

В это время перспективу изменения обстановки в Чечне и вокруг нее все больше определял нефтяной фактор. В прессе не было недостатка в спекуляциях вокруг строительства нефтепровода Баку-Джейхан. Проект этого нефтепровода имеет чисто геополитическое, а не экономическое значение. С экономической точки зрения несравненно выгоднее транспортировать не только «раннюю» (о чем была договоренность), но и «большую» каспийскую нефть (кстати, динамика прогнозов свидетельствует о резком сокращении оптимизма по поводу запасов нефти на Каспии) через нефтепровод Баку-Грозный-Новороссийск. Вместе с тем проложен каспийский трубопровод, по которому может транспортироваться нефть от казахстанского месторождения «Тенгиз» до Новороссийска. В консорциум по строительству нефтепровода вошли Россия, Казахстан и восемь ТНК, включая такие гиганты, как «Шеврон», «Мобил».