Людмила Томенчук - Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек

Позитивное действие будет названо в конце той же строфы:

Все стрелы сломаны -- я ими печь топлю.

При всех не и ни герой, оказывается, какие-то действия совершает. И какие: печь топит! Не в прямом, конечно, смысле, а в том, что поддерживает огонь в домашнем очаге. По-другому -- огонь жизни. А вы говорите, "конченый"... Оно, конечно, сломанные стрелы -- малопригодный топливный материал, ну так и говорим же мы не о жарко натопленной печи (= интенсивной внутренней и богатой внешними событиями жизни), но лишь о поддержании огня. А средства? Уж какие есть. Можно, между прочим, понять сломанные стрелы, которыми топят печь, как поддержание огня жизни воспоминанием о былых романтических порывах и подвигах. И вновь -- память, один из источников энергии жизни. Короче говоря, о "конченом человеке" можно забыть -- это миф.

Черновик "Истомы" подкрепляет сказанное. Проследим за преображением смысла одной из строк (последовательно):

Не пью воды за исключеньем питьевой

Не стынут зубы от холодной питьевой

Не стынут зубы от воды непитьевой

Четвертый вариант строки -- тот, который ВВ пел:

Не пью воды, чтоб стыли зубы, питьевой288.

Первоначальный импульс ВВ ясен -- зафиксировать не-действие, пассивность героя (не пью) и назвать образ, посредством которого он это обозначает, -- пить воду. На данном этапе не удалось собрать их в непротиворечивом единстве: в положение исключительной поставлена стандартная ситуация -- человек пьет только питьевую воду (кстати, переносный смысл здесь неощутим).

С появлением стынут зубы (второй вариант) прибавляется второе действие, вернее состояние. Человек пьет холодную воду, но естественной реакции не наступает (как записано в другом месте черновика -- рефлексов нет; то есть жизненные силы на исходе). Появление третьего варианта связано, скорее всего, с тем, что во втором не осталось места воде.

Наконец, в песне ВВ сводит воедино все основные образы черновых вариантов -- и радикально меняет смысл: человек не пьет той воды, от которой у него, как и полагается, будут стынуть зубы. Почему не пьет? Единственный удовлетворительный ответ: стремится избежать затрат энергии. Другими словами, бережет силы.

Так мотив иссякновения жизненной энергии (черновик) уступил место мотиву ее сбережения (песня).

Любопытно, что в первом черновом варианте центральный фрагмент текста имел вид:

Я лук забросил с ослабевшей тетивой

И даже в шторм канатов не рублю, -

но затем ВВ заменил вторую строку. Причем вновь, как и в случае со строкой Не пью воды..., мотив отсутствия адекватной реакции на экстремальные события, угрожающие жизни -- то есть мотив иссякновения жизненных сил, -замещается мотивом поддержания жизненной энергии.

Пойдем дальше по тексту и узнаем, что атаки в жизни героя тоже случаются. Непонятно, правда, кто кого атакует и в чем эти наскоки состоят. Следующие две с лишком строфы (исключая рефрен) разбирать как-то не хочется: они аморфные, вялые -- разумеется, по состоянию текста, а не героя (у него вялость действительно состояние основное, хотя и не единственное). В поэтической речи ВВ вообще наиболее выразительны образы, имеющие предметную ("земную") опору. Абстрактные образы и рассуждения сильно им проигрывают. В длинном варианте "Истомы", публикуемом А.Крыловым, эти качественные различия особенно заметны -- ввиду непосредственного соседства и чередования фрагментов названных типов. Например:

Любая нежность душу не разбередит,

И не внушит никто, и не разубедит.

А так как чужды всякой всячины мозги,

То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

Образная энергия заключительного стиха, особенно в прямом соседстве с вялостью, пустотой первых двух, просто бросается в глаза.

Между печь топлю и заключительным четверостишием есть две строки, заслуживающие внимания. Первую из них -- с образом раскрытого окна -- мы уже разбирали. Вторая следует за ней:

И неприметный, как льняное полотно.

С.Шаулов совершенно верно расслышал в "Истоме" эхо "Горизонта", "Иноходца". Еще -- "Дурацкий сон..." и множество других текстов: "Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте...", "Бег мой назван иноходью...", "Невнятно выглядел я в нем...". Не только второстепенных, но и главного героя Высоцкого289 всегда заботит, как он выглядит со стороны. Необычность ситуации не в том, что герой об этом думает, а в том, что он об этом никогда не забывает -- даже если силы на исходе, как у персонажа "Истомы". (Это признак неуверенности в себе, так свойственной едва ли не всем персонажам ВВ).

Итак, герой "Истомы" озабочен тем, что о нем думают другие, -- вот вам очередной пример его небезразличия к жизни. В общем, "череды" строк, образов, выражающих "один и тот же, изначально уже данный завершенным, смысл" тоже не получилось. Нам осталось проанализировать самый этот "смысл".

x x x

С.Шаулов усмотрел в "Истоме" "смысл понурого, с сардонической насмешкой над собой, признания "конченым" человеком своего поражения, смысл его согласия на роль падающего в постулате "падающего -- подтолкни" (толкани -- я с коня)"290*.

Текст песни "Истома ящерицей ползает в костях...", насколько мне известно, не был предметом специальных исследований. Но отдельные высказывания о его теме нередки в статьях о ВВ. Они сходны с мнением С.Шаулова. Так что, споря с ним, я оппонирую не только индивидуальной точке зрения на "Истому", но и сложившейся традиции восприятия этого текста. Приведу несколько примеров.

По Т.Тилипиной, в "Песне конченого человека" многогранно выражено депрессивное состояние, "вечная классическая ситуация тотальной усталости героя от жизни"291*. Для С.Руссовой "история отдельного "конченого человека" вырастает до уровня обобщения, до истории конченого поколения: "И не волнуют, не свербят, не теребят// Ни мысли, ни вопросы, ни мечты""292*.

Дальше всех в обобщениях пошел С.Свиридов: "Мир снятых противоречий -это мир, пришедший к концу ("Песня конченого человека")"293*. Но и это еще не край. Далее в статье читаем: "В "Песне конченого человека" М2 ("инобытийный мир". -- Л.Т.) <...> определяется апофатически, через отрицательные частицы: "Пора туда, где только ни и только не". Это мир, лишенный борьбы: "И не волнует, кто кого, -- он или я", бездвижный: "И не захватывает дух на скоростях, // Не холодеет кровь на виражах", безразличный: "Я пули в лоб не удостоюсь -- не за что""294*.

Из четырех строк, которыми С.Свиридов характеризует потусторонний мир, герой относит к нему только первую строку, а в остальных описывает даже не мир здешний, а лишь свое состояние, мироотношение, -- но исследователь, к сожалению, не учел эту разницу. У него вышло, что не только герой кончился, но и мир кончился. Как это связать с текстом "Истомы"? Например, если герой действительно находится не на грани перехода в иной мир (как традиционно считается), а перешел ее (так получилось у С.Свиридова), так куда ему пора в конце текста? Не назад же...