Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6526 ( № 38 2015)

Издание будут распространено по библио­текам и школам, где его давно ждут дети.

Геннадий Шалюгин, заслуженный работник культуры, лауреат премий им. А. Чехова, А. Домбровского, М. Волошина, член Союза писателей России

ОккупацияВыпуск 1

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Свет Великой Победы

Салют в освобождённом Севастополе. Май 1944 г. Фото Евгения Халдея

Теги:Великая Отечественная война

Рассказы моей матери

Сергей СКОРЫЙ

Маме почти 90, смотрит на мир просветлённо и как-то по-детски. Часто забывает мелочи повседневности, но, на удивление, помнит массу подробностей из далёкого детства. А оно у мамы в немалой степени связано с войной и немецкой оккупацией Крыма на протяжении двух с половиной лет – с осени 1941 по апрель 1944 года.

Итак, 13–15-летняя девочка Женя была невольным свидетелем всех этих событий…

МЫ ВОЗЬМЁМ МОСКВУ, И Я ЖЕНЮСЬ НА ДЕВУШКЕ ТАНЕ!

Немцы вошли (а точнее, въехали) в небольшой крымский городок часов в 10 утра 2 ноября 1941 года. Двигались они со стороны Симферополя по центральной улице. Вначале, грохоча и выбрасывая струи дыма, промчались мотоциклисты в причудливых шлемах и с выставленными вперёд пулемётами. За ними, мягко покачиваясь на рессорах, прокатила красивая легковая машина с офицерами, у одного из которых на переносице поблёскивал монокль. Завершила эту кавалькаду пара больших крытых, натружено гудящих тупорылых грузовиков с гогочущими солдатами.

Жене и её сверстникам родители строго-настрого наказали не попадаться на глаза немцам, но разве удержать любопытных подростков! Вот и высматривали они из-за заборов диковинных пришельцев.

...К вечеру городок запестрел развешанными на столбах и стенах некоторых домов приказами о необходимости сообщать новым властям о коммунистах, евреях и цыганах. За их укрывательство грозил расстрел. В городке ввели комендантский час. С семи вечера до семи утра появляться на улицах запрещалось. За нарушение – расстрел. Вообще слово «расстрел» стало наиболее расхожим в языке оккупантов и местных жителей.

...Немцы устраивались на постой. Разводил их по подворьям староста Аг-ев, назначенный оккупантами. Жильцами Жениного дома, длинного невысокого татарского строения, стали два обер-лейтенанта и два унтер-офицера. Было им лет по 27–28, светловолосые, крепкие, с наградами – по два железных креста. Один из них при знакомстве, ткнув себя в грудь пальцем, произнёс:

– Ich bin Nikolas!1

И жестом показал на остальных:

– Das ist meine militärische Freunden!2

Жене немецкий легко давался в школе, поэтому она всё поняла без труда. Позже стали известны имена и других постояльцев: Курт, Отто, Вильгельм.

…Немцы с утра старательно делали физическую зарядку, шли на завтрак в один из домов поблизости, где располагалась полевая кухня, и затем исчезали до вечера, взяв оружие и надев на спины большущие рюкзаки. Иногда их не видели по несколько дней.

…Женю заинтересовала форма постояльцев. Во многом она была иной, чем у немцев, квартировавших в домах поблизости или встречавшихся на улицах городка. Те ходили в одежде серо-зелёного цвета, в пилотках или фуражках с орлами, в сапогах с короткими голенищами. Танкисты носили чёрную форму, а строгий худощавый немец, живший напротив Жениного дома, щеголял в чёрном мундире, но почему-то с одним погоном и в фуражке со зловещим черепом и костями на околыше.

На квартировавших немцах были короткие куртки, брюки, заправленные в высокие кожаные ботинки на толстой рифлёной подошве. Головными уборами служили фуражки с длинными козырьками и отворачивающимися «ушами», которые спереди застёгивались на пуговицы. Сбоку на фуражках – немцы называли их кепи – красовались эмблемы в виде какого-то цветка.

Однажды их жилец Курт, обер-лейтенант, заметив любопытный взгляд Жени, направленный на цветок, усмехнулся:

– Das ist Edelweiss!3

Отец Жени, как только в доме поселились немцы, запретил говорить о них что-либо в их присутствии, тем более о Красной Армии или партизанах, появившихся в расположенных поблизости от городка лесах, заметив при этом:

– А вдруг они понимают русский?!

Однако Женя и её мама нет-нет да и поругивали немцев, хотя те, в общем, не давали для этого особых поводов.

...Как выяснилось позже, отец как в воду глядел: двое из постояльцев не просто понимали русский язык, но и могли говорить на нём. Выяснилось это совершенно случайно.

В хозяйстве семьи теперь остались только две козочки – Лидка и Динка, которых Женя обычно пасла неподалёку от дома. Так было и в тот вечер: Николас, возвращаясь на квартиру, встретился с Женей в тот момент, когда Лидка вдруг сорвалась с поводка и побежала прочь от девочки. Немец быстро догнал козочку, схватил её за обрывок верёвки.

– Лидка, уходи от него, он немец! – непонятно почему закричала Женя.

– А мы её сейчас резать будем! – на чистейшем русском языке и, как показалось Жене, довольно весело ответил Николас.

Женя обомлела. Она вспомнила, сколько нелицеприятных вещей говорили они с мамой о немцах в их присутствии.

– Мой папа долго был сотрудником немецкого посольства в Москве, а я учился в русской школе! – проговорил Николас. – Там осталась моя любовь! Мы возьмём Москву – и я женюсь на девушке Тане! А прибыли мы к вам из Италии. Вот так-то, Женя!

Немцы квартировали у них почти два месяца.

Как-то вечером, перед отъездом немцев, обер-лейтенант Курт, когда вся семья Жени была в сборе, обратившись к маме, вдруг задумчиво сказал по-русски:

– У вас хорошие альпинисты! Я соревновался со многими из них до войны, на Кавказе…

Спустя годы, уже после войны, однажды Женя вспомнила вдруг слова, сказанные немцем Куртом. Это произошло тогда, когда она услышала песню Владимира Высоцкого о немецких горных стрелках, воевавших в горах Кавказа:

А до войны вот этот склон

Немецкий парень брал с тобою.

Он падал вниз, но был спасён,

А вот теперь, быть может, он

Свой автомат готовит к бою...

Она сразу поняла тот важный смысл, который заложил любимый ею поэт и бард: оказывается, в те далёкие военные годы в её доме на постое были немцы из горнострелковых дивизий, действовавших в горах и лесах Крыма, которые создали немало проблем крымскому партизанскому движению уже с ноября 1941 года...

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Танкисты гауптман Пауль и обер-лейтенант Фриц квартировали в доме Жени ранней весной 1942 года.

При знакомстве с семьёй Пауль гордо объявил, что он и его друг – «истребители русских танков», подтвердив при этом свои слова жестом руки, нажимающей на курок, и возгласом Sсhiessen Russiche Panzer!4