Андрей Товмасян - Александр Родионов, Владимир Данилин, Николай Королев (Воспоминания)

Но я улыбался. Я просто смеялся, и людям показывал шиш...

Меня колотили, меня молотили, Стараясь попасть по губе...

Затем прекратили, потом отпустили - И снова я мчуся к тебе!

Не плачь, дорогая! Поверь, золотая, что радостно мы заживем...

И скоро с винтовкой и красной листовкой На Первое мая пойдем!

(или еще куда-нибудь, как случится).

АЛЕКСАНДРУ РОДИОНОВУ

Это было до менингита.

Я по улице шел домой,

Не встречая в пути рахита

Иль козла с золотой головой.

Никогда пусть не будет с вами!

Как случилось тогда со мной.

Гнидокрылые твари лбами

Вдруг нарушили мой покой!

Я не вправе на них сердиться.

День кошмара - уже далек.

Широка, хороша больница.

Менингитный забор высок.

Саше Родионову очень нравились стихи о Пугачевой (приводить целиком их не стоит, привожу несколько строф).

Слышал я, Вы не учились в школе,

Трудное детство, потом война...

А скольки Вам лет, уже ежели коли,

Речь в ету сторону крен дала?

Алла Борисовна, птица, держитесь.

С миру по нитке, но Вам-то по рублю,

А что не люблю Вас, то это извините уж,

Я и Горбачева мож самого не люблю.

Скряги с сквалыгой Вы смесь скверносложная

И фикстула (из жень-шеня нос).

Дрянь Ваши песни*, но тряхнуть, как положено,

Глядишь, и вывалится с пяток квелых роз.

Ни миллиона, понятно, ни Паулса

Нетути. Подрастерялись на марше.

Как же Вы, как же Борисовна Алла П.,

Будете дальше, дальше, дальше?

Лето, допустим, из песен не худшая,

Но хвостик, десятка, и вот ее нет,

А "Славное море" - не слышали случаем?

Самой до ядерной аж будут петь.

Как Вам не стыдно? Фотограф, снимите!

Просите, просите, просите.

Да что Вы - на паперти что ли - стоите?

Или обноски носите?

- - - -

Но и за Вами есть подвиги ратные:

Вы первая стали петь Мандельштама,

А что не получилось, так не все ж получается.

Еще б, на такое отважиться. Дама,

Не вешайте носа, Ваш век не кончается.

Алла Борисовна, когда Вы умрете,

Искренно по Вам один я мож заплачу.

Но хочется верить мне, Вы всех нас переживете,

Так я считаю. И не иначе.

* те, что Вы поете.

МАМОНТЫ

Владимиру Данилину

Лениво плещутся мамонты - в кембрийской плесени густой.

Как оскверненье Джиоконды - тосклив и страшен их покой.

Быть может леность их минутна и через миг-другой пройдет,

И тотчас резвостью могутной они начнут дивить народ...

И мир кембрийский подивится могучей силе естества

И все живое оживится... Но плесень гадкая - мертва!

Лишь вяло плещутся мамонты, кембрийский ил меся - густой,

Как оскверненье Джиоконды - тосклив и страшен их покой!

(То, что в Кембрий не существовало ни народа, ни, почему-то,

так называемых автором мамонтов, видимо не смущает поэта.

И о каком-таком осквернении Джиоконды все время идет речь?)

Кембрийский день - тосклив и вял. Мамонта бивень олимпийский

Блеснул и вновь увял... О, день кембрийский!

СЕМИНОГИЙ ОЛЕНЬ

Владимиру Данилину

День гнидоглаз. Семиногий олень

С солнышка в тень ушел. С солнышка в тень.

День гнидоглаз. Семиногий опять

Вышел на солнышко. Петь, танцевать.

День гнидоглаз. Семиногий исчез.

Видимо, в лес ушел. Видимо, в лес...

ПУЩАЙ!

Владимиру Данилину

Известно, что Крылов - халявист был с рожденья,

А басни он слагал в припадках одуренья.

Такие у иных, случается, бывают,

Их раз и навсегда - в психушки отправляют.

Сегалин говорит: - Сей муж тоскливо-тучный

Был зелен на лицо, как, скажем, сад Нескучный.

Но дело не в лице! Ведь басни - удавались,

Но токмо потому, что меж халяв слагались...

Бывало - званый пир! Кто - чинно рассуждает,

А русский Лафонтен - халяву предвкушает...

Что делает с людьми падлючная халява!

То слева подойдет, а то - заходит справа...

То тут подъест, то - там, а то - в кармашек спрячет,

На завтра чтоб... О, срам! То вдруг навзрыд заплачет!

(Ну, болен человек!)

Вдруг Пушкин-рукосуй* - плывет, как три фелюги.

Затрясся Лафонтен и, синий с похмелюги,

Зашелся весь, кричит: - Что, Пушкин, на халяву?

А Пушкин говорит: - Пошел на Окинаву!

И чтоб сильней допечь - японску скорчил рожу,

На блин или луну разительно похожу.

Уж лучше съесть ерлов**, чем эдакое видеть,

Бочком-бочком я - вон, а чтобы не обидеть

Швейцара в галунах, сую ему - не в рыло

А в руку - все, что есть, точнее все, что было!

Я хроник не пишу, но коль уж написалось,

Так надобно как есть - так чтобы и осталось!

Пусть даже на нутрях кой-что и оборвалось!

Пущай!

* Пушкин был необычайно вежлив и, здороваясь, первым совал руку - куда

надо, а порой и куда не надо, что впоследствии его и погубило

(прим. Автора) ** Еерлы - ядовитые грибы (словарь Даля)

ВЛАДИМИРУ НИКОЛАЕВИЧУ ДАНИЛИНУ

Сын Николая был лох. Говорил он, Андродю встречая,

Как, мол, нащет, портвешка... Лох! - отвечал ему тот.

2001 г.

УНИКУМ № 1

Такой, и чтоб - второй? Шалишь, таких на свете

Всего и есть один. Про это даже дети

В грамматиках своих проходят, между прочим...

Сказал, и на расстрел был уведен Рабочим...

ТАНЕ ЯНЗЕН

Расскажи мне, моряк рыбоглазый,

Неужели моря впрямь мокры?

А моряк отвечает, мерзавец,

А тебе, блядь, какое, мол, де>!

Превратившись мгновенно в изюбря*,

Я ушел, удалился в леса.

Там не встретишь подобных мерзавцев,

Там лишь змеи одни, да грибы...

* Я умею превращаться в Изюбря. Это очень просто...

АЛЕКСЕЮ БАТАШЕВУ

Невозмутим, словно шляпа Рериха,

Шел на помойку я зимним днем!

Вдруг предо мною блеснула Америка

Ясным своим огнем.

И промелькнули цилиндры заветные

Утлой чучундрой шляп

И проскакали кроты беспредметные

Жаберно. Тяп-Ляп!

Так космонавт, оскверняющий ландыши

Звездного близ городка...

Должен быть. Будет. Тринитрокарамышевым.

Присно! И во века!

AMEN!

БАЛЛАДА О ПАПОРОТНИКЕ И ИЩУЩЕМ ЕГО - ПЕНТЮХЕ-РАБОТНИКЕ

(Несколько строф из огромного стихотворения. Полный текст утрачен).

Кретин, он говорил: - Твои тварливы песни

Спой лучше про гандбол, про Рыло Красной Пресни!

Про сизый зоопарк с глумливыми гусями...

И я запел... О чем? Послушайте-ка сами!

Вот роща, а за ней тринитрологопеды

Отгрохали пивбар на восемьдесят мест,

Правей - детсад! Левей - завод Велосипеды

Гремит и ночь и день, пугая все окрест...

Шумит, гремит пивбар. Ликуют логопеды.

Противно лает пес, похожий на очки.

Стартуют день и ночь, урча, велосипеды,

А жители глядят сквозь рыла-пятачки.

Но дальше не ходи - там есть овраг падлючий...

И вот уж перед ним падлючий папоротник,

Возрадовался он. Сушить стал, собирать.

Но позабыл осел - старательный работник,

Что надобно пред тем - молитву прочитать...

Тюки, тюки, тюки, а в них все папоротник...