Светлана Алексиевич - Время секонд хэнд

Через несколько дней мы опять встретились.

Раньше я понимала нашу жизнь… то, как мы жили… А сейчас не понимаю… нет…

Для этой истории я долго не могла найти себе «проводника», рассказчика или собеседника, — даже не знаю, как мне называть тех, с чьей помощью путешествую по человеческим мирам. По нашей жизни. Все отказывались: «этот случай — для психиатра», «из-за своих больных фантазий мать бросила троих детей — тут суд должен разбираться, а не писатель». «А Медея? — спрашивала я. — Как же Медея, которая убила собственных детей ради любви?» — «Это — миф, а у вас реальные люди». Но реальность — это не гетто для художника. Это тоже свободный мир.

Потом я узнала, что о моей героине уже снят фильм «Страдания» (студия «Фишка-фильм»). Мы встретились с режиссером фильма Ириной Васильевой. Разговаривали, прокручивали кассету с фильмом, снова разговаривали.

Из рассказа кинорежиссера Ирины Васильевой

— Мне рассказали… И мне эта история не понравилась, я испугалась. Меня убеждали, что это будет потрясающий фильм о любви, надо ехать и немедленно снимать. Очень русская история! Женщина, у которой муж и трое детей, влюбилась в зэка, да еще в «вечника», осужденного за особо жестокое убийство на пожизненное заключение, ради него она бросила все — мужа, детей, дом. Но что-то меня останавливало…

На Руси каторжников испокон веков любят — они грешники, но и страдальцы тоже. Им нужно ободрение и утешение. Целая культура жалости, она бережно сохраняется, особенно в деревнях и маленьких городках. Там живут простые женщины, у них нет интернета, но они пользуются почтой. Старинным способом. Мужики пьют, дерутся, а они сидят вечерами и пишут друг другу письма, там, в этих конвертах, бесхитростные истории жизни и ерунда всякая — какой-нибудь фасончик, рецептик, и в конце обязательно будут адреса заключенных. У кого-то брат сидит, сообщил о товарищах, у кого-то сосед или одноклассник. Передают по сарафанному радио… Своровал, погулял, сел в тюрьму — вышел и опять сел. Обычная история! В деревнях, как послушаешь, половина мужиков или уже сидела, или еще сидит. А мы же христиане, должны помогать несчастным. Есть женщины, которые выходят замуж за этих многократных сидельцев и даже убийц. У меня нет высокомерия, чтобы взять и объяснить вам, что это такое… Это сложно… Но у мужиков нюх на этих барышень. Чаще всего это женщины с неудачной судьбой, не реализовавшие себя. Одинокие. А тут они сразу становятся нужными, кого-то опекают. Один из способов что-то изменить в своей жизни. Лекарство какое-то…

В конце концов, мы все-таки поехали снимать фильм. Мне захотелось рассказать, что в наш прагматичный век есть люди, у которых другая логика существования. И как они беззащитны… Мы много говорим о своем народе. Одни его идеализируют, а другие держат за быдло. За совок. А на самом деле, мы его не знаем. Между нами пропасть… Я всегда снимаю историю, в любой истории есть все. Там всегда есть две главные вещи — любовь и смерть.

Это в Калужской области, в глухой деревне… Едем туда… Смотрю в окно: все бесконечно — и поля, и лес, и небо. На холмах белеют храмы. Сила и покой. Что-то древнее. Едем, едем… С магистрали свернули на обычную шоссейку… О-о-о! Русские дороги — эксклюзив, не всякий танк, бывает, проедет. Две-три ямы на каждые три метра, это еще хорошая дорога. А по сторонам — деревни… Кривые, косые избы с поломанными заборами, по улицам бродят куры и собаки. С утра уже очередь алкоголиков возле закрытого еще магазина. Все до спазма в горле знакомое… В центре как стоял, так и стоит гипсовый памятник Ленину… (Молчит.) Было время… уже не верится, что оно было, и что мы такие были… Когда пришел Горбачев, все мы бегали ошалевшие от радости. Жили в мечтах, в иллюзиях. Отводили душу на кухнях. Хотели новую Россию… Через двадцать лет до нас дошло: а откуда ей взяться? Ее не было и нет. Кто-то точно заметил: за пять лет в России может поменяться все, а за двести — ничего. Просторы необъятные, и при этом психология рабов… На московских кухнях Россию не переделаешь. Герб вернули царский, а гимн остался сталинский. Москва русская… капиталистическая… А Россия как была, так и осталась советской. Там демократов в глаза не видели, а если бы увидели, то разорвали бы. Большинство хочет пайку и вождя. Дешевая паленая водка течет рекой… (Смеется.) Я чувствую, что мы с вами из «кухонного» поколения… Начали говорить о любви, а через пять минут уже обсуждаем, как обустроить Россию. Ну а России до нас дела нет, она живет своей жизнью…

Пьяненький мужичок показал, где живет наша героиня. Вышла из избы… Сразу мне понравилась. Синие-синие глаза, статная. Можно сказать, красавица. Русская красавица! Такая женщина будет сверкать и в бедной крестьянской избе и в шикарной московской квартире. И представьте себе, она невеста какого-то убийцы, мы его еще не видели, у него пожизненный срок, он болен туберкулезом. Услышала зачем мы приехали — смеется: «Это мой сериал». Я хожу и думаю, как мне сказать, что мы будем ее снимать. Вдруг она боится камеры? А она мне говорит: «Я такая дурочка, что каждому встречному-поперечному свою историю рассказываю. Одни плачут, другие проклинают. Если хотите, я и вам расскажу…» Рассказывает…

О любви

— Я не собиралась замуж, но, конечно, мечтала. Мне было восемнадцать лет. Он! Он! Какой будет он? Однажды приснился сон: я иду по лугу к реке, она у нас за деревней, и впереди вдруг появляется высокий красивый парень. Берет меня за руку и говорит: «Ты — моя невеста. Моя невеста перед Богом». Проснулась и думаю: надо не забыть его… его лицо… Оно у меня в памяти осталось, как программа какая-то. Год прошел… два… я такого парня не встречаю. А за мной долго ухаживал Леша, он был сапожник. Звал замуж. Я ему честно отвечала, что я его не люблю, а люблю и жду того парня, которого видела во сне. Когда-нибудь я его встречу, не может быть, чтобы я его не встретила, просто невозможно. Леша смеялся… и папа с мамой смеялись… Убедили меня, что надо выйти замуж, а любовь придет потом.

Что улыбаетесь? Все надо мною смеются, я знаю… Если живешь так, как чувствует твое сердце, так ты ненормальная. Говоришь правду — тебе не верят, а когда врешь — вот это да! Идет знакомый парень, я как раз в огороде копалась: «Ой, слушай, Петя, я тебя тут недавно во сне видела». — «Ой, не надо! Только не это!» Отскочил от меня, как от чумной. Я не такая как все, сторонятся меня… Никому не хочу нравиться, внимание на тряпки не обращаю и не крашусь. Не умею флиртовать. Умею только разговаривать. Одно время хотела уйти в монастырь, а потом прочитала, что монахиней можно быть и вне монастыря. Даже дома. Это образ жизни.