Люциан Котлубай - Железнодорожный мир

— Ну, хорошо, а что же дальше-то?

— А дальше вотъ что: начальникъ велѣлъ показать набивку… Онъ это живо отвернулъ гайки, вынулъ верхнюю плетенку и показываетъ. Я посмотрѣлъ, да и самъ удивился: что за чортъ, — плетенка какъ есть совсѣмъ новая. Начальникъ тоже посмотрѣлъ, да и говоритъ мнѣ: «Что же вы, въ самомъ дѣлѣ, напрасно жалуетесь?..» Сказалъ — и пошелъ. А я уже только послѣ смекнулъ, въ чемъ дѣло. Взялъ я штопоръ, ковырнулъ туда дальше, а тамъ — одинъ мусоръ!

— Ха, ха, ха! — засмѣялся Иваненко, — а ты, дуракъ, на удочку и поймался!

— Да на первыхъ-то порахъ не сообразишь. Хотѣлъ я послѣ опять позвать начальника, да ужъ неловко было, да онъ и домой ушелъ.

— Ловко же онъ поддѣлъ тебя, — замѣтилъ Иваненко; — вотъ у меня помощникъ, такъ не могу жаловаться: хоть никогда и не гляди за нимъ.

— А этотъ, такъ я тебѣ скажу: только и ходи около него, какъ нянька. Придешь на паровозъ — его нѣтъ, а инструментъ вездѣ разбросанъ: тамъ ключъ, тамъ зубило… только подбирай послѣ него. А вѣдь отвѣчать-то за все мнѣ приходится…

Въ это время рѣчь Ефремова была прервана приходомъ Воронина, который несъ большой мѣдный чайникъ.

— Ѳедоровъ пришелъ? — спросилъ Ефремовъ вошедшаго.

— Пришелъ, — отвѣчалъ Воронинъ.

— Что же онъ говоритъ? Отчего опоздалъ?

— Говоритъ, что заспалъ.

Съ этими словами Воронинъ поставилъ чайникъ на столъ. И эти три человѣка, судьбы которыхъ, имѣвшія, быть можетъ, совершенно различныя точки отправленія, подъ давленіемъ закона борьбы за существованіе, слились въ одномъ и томъ же кругѣ, — усердно принялись въ эту темную, ненастную ночь, за горячій спасительный напитокъ, между тѣмъ какъ милліоны людей въ это время покоились подъ благодатнымъ покровомъ ангела сна.

Но недолго имъ пришлось наслаждаться. Скоро дверь дежурной отворилась, и въ ней показался человѣкъ, въ одной рукѣ котораго былъ фонарь съ тремя стеклами различныхъ цвѣтовъ: бѣлаго, зеленаго и краснаго, — этихъ трехъ цвѣтовъ, которые составляютъ альфу и омегу движенія поѣздовъ, которые служатъ главнымъ базисомъ всѣхъ дѣйствій машиниста во время его нахожденія на служебномъ посту, которымъ машинистъ поклоняется, какъ индіецъ грозной богинѣ Кали. Машинистъ управляетъ паровозомъ, который двигается, согласно его волѣ, по тому или другому направленію, съ большею или меньшею скоростью; эти же три цвѣта управляютъ машинистомъ, который повинуется имъ такъ же, какъ паровозъ ему.

Человѣкъ, вооруженный этимъ символическимъ трехцвѣтнымъ фонаремъ, не переступая порога дежурной, обращаясь какъ бы въ пространство, сказалъ:

— Господинъ машинистъ, пожалуйте къ поѣзду.

— Хорошо, — отвѣтилъ Ефремовъ.

Затѣмъ, не медля ни минуты, Ефремовъ и Воронинъ забрали свои доспѣхи и отправились къ своему паровозу, на которомъ ихъ поджидалъ кочегаръ Ѳедоровъ.

Машинистъ Ефремовъ переѣхалъ на главный путь и прицѣпился къ стоявшему на станціи поѣзду… Пришелъ оберъ-кондукторъ, записалъ въ журналъ фамиліи машиниста, помощника, кочегара, и далъ свистокъ отправленія, на который машинистъ отвѣтилъ рѣзкимъ, протяжнымъ свисткомъ. Затѣмъ Ефремовъ открылъ «регуляторъ» — паровозъ дрогнулъ, дохнулъ тяжело, выбросилъ изъ своей трубы, какъ огнедышащая гора, цѣлое облако дыма, пара и пламени, и тяжело пыхтя подъ гнетомъ тяжести, которую навязали ему люди, медленно двинулся впередъ, влача за собою цѣлую вереницу вагоновъ. Дыханія паровоза становились все чаще и чаще, онъ все шибче и шибче подвигался впередъ, — и наконецъ, поѣздъ, извиваясь какъ змѣя, понесся полнымъ ходомъ, разсѣкая пространство и освѣщая путь свой двумя свѣтильниками, которые, какъ львы сторожевые, незыблемо стояли на передовой площадкѣ.

Въ настоящее время рѣдко можно встрѣтить человѣка, который бы не пользовался услугами желѣзныхъ дорогъ; но также рѣдко найдутся люди, которые, преспокойно сидя или лежа въ вагонѣ, роскошно предаваясь усыпляющей качкѣ поѣзда, вполнѣ сознаютъ трудности, которыя приходится преодолѣвать машинисту, ведущему поѣздъ.

Вести поѣздъ не такъ-то легко, какъ многіе, быть можетъ, думаютъ. Самый опытный, самый добросовѣстный машинистъ, несмотря на свою опытность и свою добросовѣстность, никогда не можетъ быть вполнѣ увѣренъ, что онъ благополучно доведетъ поѣздъ до конца. Даже тогда, когда поѣздъ благополучно доѣхалъ до своего мѣста назначенія, невидимому, безъ всякаго приключенія — даже тогда машинистъ, во время слѣдованія поѣзда, не разъ дрожалъ, не разъ волновался, не разъ можетъ быть душа его уходила въ пятки… Когда машинистъ ѣдетъ съ поѣздомъ, ему часто попадаются самыя разнообразныя, самыя непредвидѣнныя случайности, которыхъ онъ долженъ или избѣгать, или предупреждать, или, наконецъ, помочь бѣдѣ, когда она уже свершилась, по возможности не задерживая поѣзда. Самая обыкновенная, а вмѣстѣ съ тѣмъ и самая грозная случайность, которой чаще всего подвергаются машинисты, это — недостатокъ пара, а слѣдовательно и воды въ котлѣ, что угрожаетъ возможностью «сжечь паровозъ», — вина, которая влечетъ за собою, по меньшей мѣрѣ, увольненіе отъ службы.

Не всѣ, конечно, читатели знаютъ, что такое значитъ «сжечь паровозъ». Пусть они не думаютъ, что въ это время паровозъ горитъ, пылаетъ пламенемъ. Нѣтъ, на желѣзнодорожномъ языкѣ это значитъ просто — повредить топку и дымогарныя трубы паровоза настолько, что онѣ дѣлаются уже негодными къ употребленію; тогда паровозъ требуетъ капитальнаго ремонта, что, конечно, обходится не дешево. Добываніе достаточнаго количества пара зависитъ отъ достоинства паровоза, отъ доброкачественности угля и воды, отъ умѣнья топить паровозъ, и отъ многихъ другихъ условій.

Отапливаніе паровоза лежитъ исключительно на обязанности помощника машиниста — работа не такая легкая, какъ можетъ быть на первый взглядъ она кажется, и которая еще усложняется при нехорошихъ качествахъ угля и воды. Искусство же топить паровозъ заключается въ томъ, чтобы, при минимальномъ расходѣ угля, постоянно поддерживать опредѣленное давленіе пара и опредѣленный уровень воды въ котлѣ, а для этого нужно пройти хорошую практику, и кромѣ того, еще нужно обладать особою сноровкою. Если помощникъ машиниста успѣваетъ ѣхать, не ощущая недостатка ни пара, ни воды, то это составляетъ для него особаго рода удовольствіе. Машинисты особенно дорожатъ такими помощниками, которые настолько хорошо умѣютъ топить, чтобы не доводить ихъ до затруднительнаго положенія недостаткомъ пара.

Однако, оставимъ эти техническія соображенія, и пользуясь временемъ, пока Ефремовъ со своею бригадою мчится на всѣхъ парахъ по гладкому рельсовому пути, бросимъ бѣглый взглядъ на прошлое и настоящее паровознаго дѣла.