Люциан Котлубай - Железнодорожный мир

Стрѣлка манометра на нѣсколько мгновеній остановилась, какъ-будто раздумывая, куда ей направиться, впередъ или назадъ, и потомъ медленно чуть-чуть опустилась внизъ.

— Что мнѣ теперь, пропадать изъ-за васъ?! — бѣшено закричалъ Ефремовъ.

Воронинъ промолчалъ: ему самому было неловко… Ефремовъ принялся самъ за работу, но и это не помогало — стрѣлка все падала и падала.

Волненіе Ефремова достигло крайнихъ предѣловъ. Неужели онъ станетъ на пути, или еще хуже, — сожжетъ паровозъ? Что тогда съ нимъ будетъ? Вѣдь это не шутка; не товарный поѣздъ онъ везетъ, а экстренный, съ управляющимъ… Что, если онъ не довезетъ его? А стыдъ, а позоръ, а насмѣшки товарищей, а пассажирскій паровозъ!.. А можетъ быть еще хуже что будетъ, можетъ быть его разжалуютъ?..

Такія мысли вертѣлись въ его головѣ, производя невообразимый хаосъ. А стрѣлка все падала и падала. Ужасъ леденилъ его душу, ноги его подкашивались, волосы щетинились; онъ нервно дрожалъ, какъ листъ осиновый… А стрѣлка все падала и падала.

Ефремовъ вперилъ пристальный, неподвижный взглядъ на стрѣлку, съ такимъ выраженіемъ, какъ-будто ей была дана власть надъ его жизнью и смертью. Она уже показывала всего четыре атмосферы, а вода чуть-чуть болталась въ стеклѣ.

Еще мгновеніе — и вода совсѣмъ исчезла. Воронинъ обратилъ на это вниманіе Ефремова и сказалъ, что надо бы подкачать воды и остановить поѣздъ, потому что такимъ образомъ и пробки можно расплавить.

— Не ваше дѣло!.. молчать!.. здѣсь хозяинъ я! — закричалъ Ефремовъ, и глаза его засверкали такимъ гнѣвомъ, что Воронинъ не на шутку испугался.

Въ душѣ Ефремова зародилась страшная борьба: онъ не зналъ, на что рѣшиться. Остановиться — значило навѣрняка объявить себя неспособнымъ машинистомъ и подвергнуться неминуемому наказанію, ѣхать дальше?.. Авось вывезетъ, — мелькнуло въ его умѣ. — Чѣмъ чортъ не шутитъ?… Еще минута, а тамъ уже начнется уклонъ, и можно будетъ закрыть регуляторъ и ѣхать силою инерціи безъ помощи пара, а тѣмъ временемъ можно будетъ и пару набрать, и воды накачать.

И несмотря на то, что поѣздъ все мчался съ прежнею быстротой, эта минута, которая отдѣляла его отъ завѣтной точки, съ которой ужъ и спускъ пойдетъ, показалась ему вѣкомъ. Но всему бываетъ конецъ — еще мгновеніе, и онъ дрожащею рукою привелъ въ дѣйствіе инжекторъ, а другою закрылъ регуляторъ. Но въ тотъ же моментъ внутри огневой коробки раздались одинъ за другимъ два какъ бы пистолетныхъ выстрѣла, и вслѣдъ затѣмъ послышался особый свистъ, еще неизвѣстный Ефремову. То прорвались пробки.

Пока паровозъ шелъ въ гору, вода еще покрывала потолокъ топки; но какъ только онъ перевалился, и задняя его часть поднялась выше передней, вода сразу отхлынула съ потолка, и пробки расплавились.

Ефремовъ заглянулъ въ топку, и его помутившимся глазамъ предстало ужасное въ своемъ родѣ явленіе. Паръ сквозь образовавшіяся отверстія рвался изъ котла, и встрѣчая огонь, производилъ особый гулъ, еще неслышанный Ефремовымъ, несмотря на его долголѣтнюю практику; потолокъ, уже начинавшій накаливаться, производилъ въ пламени зеленоватый отблескъ.

Ефремовъ успѣлъ только крикнуть: «тушите огонь», а самъ, обезсиленный, скорѣе упалъ, чѣмъ сѣлъ на желѣзный сундукъ.

— А что? Вѣдь я говорилъ, что такъ будетъ, — промолвилъ Воронинъ, и въ его голосѣ слышалась иронически-злорадная нота.

И онъ принялся вмѣстѣ съ кочегаромъ тушить огонь, то-есть закидывать его углемъ, какъ это всегда практикуется въ подобныхъ случаяхъ.

Ефремовъ сидѣлъ, тупо и безсмысленно глядя вокругъ. Паровозъ все еще мчался, влекомый силою инерціи, хотя уже не обладалъ своею собственною двигательною силою. Этотъ послушный паровозъ, этотъ желѣзный рабъ былъ убитъ — и кѣмъ же? — имъ, Ефремовымъ… Какъ-будто въ посмертныхъ судорогахъ, паровозъ усмирялъ бѣгъ, и наконецъ этотъ посмертный бѣгъ, мало-по-малу стихая, совсѣмъ прекратился — поѣздъ сталъ среди поля.

Въ это время господинъ управляющій со своею свитою сидѣлъ за карточнымъ столомъ, въ роскошномъ министерскомъ вагонѣ. Всѣ находились, повидимому, въ веселомъ настроеніи духа, чему немало способствовалъ сосѣдній столъ, на которомъ было наставлено много бутылокъ, и порожнихъ, и непочатыхъ.

Увидѣвъ, что поѣздъ остановился среди поля, господинъ управляющій пришелъ въ недоумѣніе. Однако, онъ, не торопясь, закурилъ сигару, вышелъ изъ вагона въ сопровожденіи своей свиты, и подошелъ къ паровозу.

Когда Ефремовъ увидѣлъ подошедшаго управляющаго, окруженнаго своею свитою, то сразу очнулся отъ апатіи, въ которую былъ погруженъ, соскочилъ съ паровоза, снялъ шапку, и держа ее въ обѣихъ рукахъ, умоляющимъ голосомъ заговорилъ:

— Не погубите, Бога ради… Это онъ, негодяй, всему виноватъ… Это онъ мнѣ такую штуку подстроилъ… Я съ самой конструкціи на этой дорогѣ служу, и никогда со мною этого не случалось, пока на мою шею не навязали этого негодяя.

При этомъ онъ указалъ головою на Воронина; на глазахъ его навернулись слезы.

— Да говорите толкомъ, — сказалъ управляющій, — что такое случилось?

— Я его предупреждалъ, — перебилъ Воронинъ, тоже соскочивъ съ паровоза, — а онъ говоритъ: «я здѣсь хозяинъ»… Ну, хозяинъ, такъ хозяинъ… самъ паровозъ сжегъ, а на меня сваливаетъ.

— Вотъ какъ! Такъ это вы паровозъ сожгли, — сказалъ управляющій. — Да вѣдь у васъ и паровозъ-то товарный. Какимъ же это образомъ васъ съ экстреннымъ поѣздомъ послали?

— Пассажирскій паровозъ испортился, — отвѣтилъ Ефремовъ, — такъ начальникъ депо меня послалъ… Не погубите… жена, дѣти маленькія…

— Ну, ладно, тамъ ужъ начальство разберетъ, — сказалъ управляющій, и обращаясь къ своей свитѣ, прибавилъ. — Дѣлать нечего, господа, придется намъ здѣсь привалъ сдѣлать, а пока надо распорядиться, чтобы дали знать на ближайшій телеграфный постъ о высылкѣ вспомогательнаго паровоза.

И сказавъ это, онъ направился обратно къ своему вагону, а за нимъ послѣдовала и вся свита.

Пока подоспѣлъ вспомогательный паровозъ, прошло около двухъ часовъ, и все это время Ефремовъ неподвижно сидѣлъ на желѣзномъ сундукѣ, разбитый физически и душевно.

Между тѣмъ, резервный паровозъ подъѣхалъ, прицѣпился къ паровозу Ефремова, и поѣздъ опять помчался.

День клонился къ концу и начинало вечерѣть, когда поѣздъ пріѣхалъ на станцію, на которой служилъ Ефремовъ. Тамъ ужъ собралось много народу: тутъ былъ и начальникъ депо, были и свободные машинисты. Всѣмъ уже было извѣстно по телеграммамъ, что съ экстреннымъ поѣздомъ поѣхалъ Ефремовъ и что онъ пробки расплавилъ, — и всѣмъ любо было посмотрѣть, какъ это его за носъ притащутъ [17] Выраженіе, употребляемое машинистами. когда паровозъ испортится, и приходится требовать резервный паровозъ. .