Наталия Нарочницкая - Россия и русские в мировой истории
- Название:Россия и русские в мировой истории
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Международные отношения
- Год:2003
- Город:М.
- ISBN:5-7133-1132-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Наталия Нарочницкая - Россия и русские в мировой истории краткое содержание
Серьезный научный острополемический труд, посвященный судьбе России и Российского государства в потоке мировой и европейской истории. С религиозно-философских позиций автор предлагает свое видение проблемы как перманентный конфликт православной России с Западом. Взяв за отправной пункт анализа старый спор западников и славянофилов, автор вносит в этот спор новый плодотворный «горючий» материал. Книга дает обильную пищу для размышлений над такими актуальными сегодня вопросами, как основы самосознания русской нации, российского многонационального народа, место Российского государства в современном мировом сообществе и европейском геополитическом пространстве.
Россия и русские в мировой истории - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В системных понятиях, относящихся к основам западноевропейского позитивного и римского права, власть основывается либо на понятии dominium, либо imperium или jurisdictio. Отсутствие норм позитивного права на Руси, определяющих, то есть ограничивающих, сферу полномочий и прав властителя, есть, по мнению Пайпса, доказательство того, что русские государи трактовали свою власть как «вотчину» — для него это есть dominium, что в римском праве означало «абсолютную собственность, исключающую другие виды собственности и других собственников и подразумевающую за своим обладателем право пользования, злоупотребления и уничтожения».
Смакуя это доказательство варварства, Пайпс приводит в качестве непререкаемого мнения труд основателя современной теории суверенитета Жана Бодена «Шесть книг о республике» (1576–1586 гг.). Боден в дополнение к традиционным для тогдашней Европы типам монархии выделил еще один, названный им сеньориальным — La monarchic seigneuriale. В этом типе, по Бодену, «король делается господином достояния и личности своих подданных… управляя ими наподобие того, как глава семьи управляет своими рабами», что свойственно, по его мнению, лишь Турции и Московии. Это полное пренебрежение к тому новому, что внесло апостольское христианство в осмысление власти, позволяет не отличать ее от языческой или восточной деспотии, где власть основана на силе и не освящена иными принципами. Поэтому на Востоке редко были длинные династии, так как наследственность не придавала власти большего авторитета, чем сила узурпатора или убийцы, захватившего престол [169] См. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М., 1993.
.
Пайпсовы представления об основах христианской государственности как на Западе, так и на Востоке характеризует еще один образчик его собственных «смутно понимаемых представлений о библейской и античной истории», а также еще более смутно понимаемых взаимоотношений русского государства с Византией: «Со времени крещения Руси там несомненно полагали, что она стоит в некоей зависимости от Константинополя. Об этом не уставала напоминать греческая иерархия, любившая выдвигать теорию Юстиниана о «гармонии» или «симфонии», согласно которой церковь и императорская власть не могут существовать друг без друга. Подразумевалось, что в силу этого православные на Руси должны сделаться подданными византийских императоров» [170] Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993, с. 101.
. Государство в Западной Европе находилось в гораздо более сильной подчиненности церкви вплоть до французской революции. Реформация ввела не отделение церкви от государства, а принцип цезарепапизма. Боден утверждал принцип власти от народа и рассматривал общество как хозяйственный механизм. Но как основатель теории суверенитета Ж. Боден, так и вся юридическая наука являются среди прочего наследниками Юстиниана, «кодифицировавшего» римское право. На «новеллах» Юстиниана произошла так называемая «рецепция» римского права в Европе, и поэтому Юстинианъ фигурирует в учебниках теории государства и права как на Западе, так и на Востоке. Однако Пайпс сводит толкование государственности к отношению к формам собственности и полагает, что «вотчинный тип» монархии не прижился в Европе всего лишь потому, что вотчина «представляла угрозу интересам частных собственников на Западе и поэтому стала неприемлемой».
Для Бодена в XVI веке и для Пайпса в XX веке монархия — это просто единоличная власть, это цезаризм, не ограниченный этическим каноном и поэтому нуждающийся в ограничении законом, в разделении функций, что и реализовалось позже в принципе разделения властей. При таком толковании власти естествен поиск уравновешивающих элементов — Генеральных Штатов, выборных королей в шляхетской Польше и т. д. Не пытаясь судить о том, какой принцип «лучше», для чего нужно было бы сначала согласиться о критериях, христианских или иных, невозможно игнорировать, как Пайпс, существование иного принципа власти — верховной.
Святитель Филарет, митрополит Московский, назвал теорию «общественного договора» «сновидением общественной жизни». Христианское видение иное: «В семействе лежат семена всего, что потом раскрылось и возросло в великом семействе, которое называют государством. Там нужно искать и первого образа власти… Отец, который естественно имеет власть дать жизнь сыну… есть первый властитель; сын, который ни способностей своих образовать, ни самой жизни сохранить не может без повиновения родителям и воспитателям, есть природно подвластный. Но как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека, то открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следовательно, всякой последующей между людьми власти в Боге».
Филарет весьма остроумно развенчивает contract social: «И к чему годится вымысел общественного договора? Итак, младенец повинуется матери, а мать имеет власть над младенцем потому ли, что они договорились между собою, чтобы она кормила его грудью, а он как можно менее кричал, когда его пеленают? Что если бы мать предложила… слишком тяжкие условия? Не прикажут ли ему изобретатели общественного договора идти к чужой матери и договариваться с нею?» [171] Государственное учение Филарета, митрополита Московского. М., 1993, с. 5–6.
.
Пайпс сознательно игнорирует тот факт, что в отличие от православного государственного учения «в Западной Европе весь государственный строй, заключается в уравновешивании прав: права короны, с одной стороны, права народа — с другой, в лице сословий, корпораций, личностей и т. д. Там, где государственный строй сложился на началах борьбы, на почве завоевательной, там эта точка зрения абсолютно правильна и там вполне законно ставить вопрос о распространении прав на таких-то, об умалении прав короны и расширении прав народа, или наоборот», — разъясняет теоретик православного самодержавия Д. А. Хомяков — сын А. С. Хомякова. — Но годится ли такое понимание в среде такого народа, который никакую власть иначе не понимает, как носительницу общественной тяготы, а не «обладательницу прав»? В стране, где власть явилась не как результат борьбы, а как органический элемент народной жизни, понятия о правах иные, чем там, где без закрепления за собою таковых жить нельзя» [172] Хомяков Д. А. Православие, Самодержавие и Народность. Монреаль, 1983, с. 140–141.
.
Подобное разъяснение, разумеется, является теоретическим и не может служить практической доктриной для секулярного, тем более атеистического, общества. Д. Хомяков идеалистически полагал, что на такое отношение к верховной власти еще возможно опираться на рубеже XX века. Более реалистичен М. Зызыкин, автор труда «Царская власть и закон о престолонаследии», написанного вскоре после отречения государя и названного митрополитом Антонием (Храповицким), основателем Русской зарубежной православной церкви и выдающимся богословом, «несравненным и точнее и яснее всех изложившим православное понятие о царской власти». Православное самодержавие есть «не власть сословного феодального монарха, основанная на привилегии, а власть подвижника церкви, основанная на воплощении народной веры, народного идеала», через который «власть становится властью самого нравственного идеала в жизни, который не может быть и понят без проникновения в учение православия о смирении и стяжании благодати чрез самоотречение и жертвенность подвига жизни». При этом он делает важное реалистическое уточнение: «Без единства христианского нравственного идеала у монарха и народа не может быть монархии» [173] Зызыкин М. Царская власть и Закон о престолонаследии. София, 1924, с. 14, 15.
.
Интервал:
Закладка: