Владимир Арро - Такая нелегкая русская азбука

«Очень грустно уезжать от вас. Не то что я тоскую по линейке, но хотела бы провести в лагере еще две недели».

Гость: — Нам не на что вешать одежду.

Хозяин: — Одежду нужно вешать на вешалки.

Гость: — Но где их взять?

Хозяин: — Сделать.

Гость: — Чем?

Хозяин: — Ручками.

Гость: — Из чего?

Хозяин: — Из палочек.

Гость: — Чем прибить палочки?

Хозяин: — Гвоздиками.

Гость: — О-ля-ля!

Кроме вопроса о вешалках, нужно было помнить о бесперебойном снабжении лагеря пирожками, об автобусе для доставки людей на рабочий объект, о чистоте в комнатах, о воскресных экскурсиях, о политинформациях, о дне взятия Бастилии…

Командир и комиссар страдали от недосыпания. На штабном столе сменяли друг друга ведомости и накладные, отчеты и инструкции, табели и наряды.

Все чего-то жаждали: бригадиры — резиновых сапог, мастер Володя Михайлов — компрессора для работ на асфальте, завхоз отряда Юра Куперштейн — «машины-хозяйки», чтобы возить продукты не на трамвае.

Комиссар Леня Товстых, мучаясь над машинкой, жаждал чистоты и ясности слога. «Исходя из того…», «В соответствии с этим…»

— Фу ты, — вздыхал он, — так и прут, так и лезут!..

СЫН СУДЬИ:

А студенческий лагерь жил зрелой, нешуточной жизнью. В полную силу работали все службы: инженерная, комиссарская, медицинская, быта. Юноши на глазах превращались в мужей: решимость во взгляде, твердость в словах, складка над переносицей.

Да и гостям старались внушить сознание полной ответственности за общее дело.

«Советская молодежь! Она была для меня загадкой. Сейчас, не пробыв здесь и месяца, я знаю, что у русской молодежи те же стремления, что и у нас, те же желания».

ДОЧЬ ПРОМЫШЛЕННИКА:

“До приезда в Советский Союз мое представление о России было совсем неправильным».

ДОЧЬ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА:

«Я представляла себе русскую молодежь такой: всех русских девушек довольно мужественными и, наоборот, всех мальчиков очень романтичными и даже женственными. Я много открыла во время своего пребывания в лагере. Я открыла серьезную, трудящуюся молодежь, поющую и веселую. Я поняла, что в ней очень разные типы людей, так же как и в нашей молодежи».

Вот видите, сколько открытий!

Французы изучают вас не напряженно, не морща лбы, а весело, между прочим, постольку поскольку, и я бы даже сватал, в свободное от веселья время. Они не отказывают себе в удовольствиях, охотно дурачатся и поют в любых обстоятельствах, относясь с невнимательным вниманием к тому, что их окружает.

За внешней безучастностью к происходящему, за вихрем озорных выходок и острот не сразу разгадаешь зоркое зрение, обостренность чувств и жадность ума.

Вот Жан-Поль, например, бретонец в коротких штанишках. За час, проведенный, скажем, в парках Петродворца, он успеет попрыгать, побегать, спеть песню, порисовать, трижды выпить воды, поспать на траве, свернувшись калачиком. А поговорите с ним на следующий день — он все помнит, все видел.

Двадцать пять «транспортных рабочих второго разряда» могли изучать нас: а) на работе, б) в столовой, в) в общежитии, г) на танцах, д) на экскурсиях, е) в бане, ж) во всяких других обстоятельствах летнего студенческого быта.

И вот в конце месяца им был задан вопрос: в чем же разница между нами и вами?

ДОЧЬ ПРОМЫШЛЕННИКА:

«Советскую молодежь отличает чувство общественности, т. е. каждый сознает, что он живет для остальных и вместе с ними, а не для самого себя. Отсюда любовь к родине развита в СССР значительно больше».

СЫН ПРОФЕССОРА:

«Она значительно моложе по духу и культуре, чем молодежь Запада».

ДОЧЬ ПРОМЫШЛЕННИКА:

«В СССР государство больше доверяет молодежи, поручая ей ответственные дела. Советская молодежь — это настоящая молодежь. У нее много силы, активности, любви к жизни. У нее есть социальные цели и сознание своей общественной роли. Французская молодежь в настоящее время не столь увлечена жизнью и менее счастлива морально, за несколькими исключениями. Но так как это молодежь не одной идеологии, а молодежь, которая может выбирать среди множества дорог, она, несомненно, обладает большей оригинальностью и фантазией. Остается узнать, позитивна ли эта фантазия».

СЫН ПРОМЫШЛЕННИКА:

«Студентам в СССР легче жить, легче найти работу, чем студентам Франции. У них есть масса возможностей, которых не имеем мы. Но у них есть и обязанности, которых нет у нас».

И, наконец, самое главное. То, что не вызывало разных мнений. То, о чем одни говорили со стыдливым смущением, а другие — с гневом.

ДОЧЬ ИНЖЕНЕРА:

«Общеизвестно, что во Франции шансы преуспеть в жизни зависят от семьи, в которой ты родился».

ДОЧЬ ВРАЧА:

«Советская молодежь имеет огромные возможности для учебы, для получения фундаментального образования и развития культуры. Равные шансы для всех. Во Франции шансы выйти в люди имеют лишь дети буржуазии».

ДОЧЬ СЛУЖАЩЕГО БЮРО:

«Преимущества советской молодежи в том, что у нее есть возможность учиться при полном равенстве всех, что у всех в начале жизненного пути равные шансы. Во Франции по меньшей мере два сорта молодежи: дети буржуазии и дети рабочих. В общем, поведение молодых русских ближе к поведению молодых французских рабочих. Прямые, здоровые духом, без ненужных проблем».

Конечно, хорошо бы узнать, что думают те, на кого так похожи наши студенты. Но их не было в группе, так же как их почти нет во французских университетах.

Пройдет несколько лет, еще больше разрастутся деревья в Стрельнинском парке, дом, в котором мы жили, станет водноспортивной базой, профилакторий Кировского завода примет электрический ток. А где-то в Гренобле дочь промышленника приступит к обязанностям преподавательницы русского языка в лицее, сын врача отправится на службу куда-нибудь в Африку, в Москве будет аккредитован молодой корреспондент парижской газеты — сын бретонского землевладельца. Дочь судьи станет сотрудницей издательства, сын профессора Сорбонны — дипломатом, дочь служащего бюро — переводчицей государственного центра внешней торговли.

Конечно, студенческое их представление о России и ее людях дополнится чем-то новым. Незнание сменится знанием, предубеждения — объективностью, сомнения — уверенностью. А может быть, вместо одних иллюзий придут другие.

Во всяком случае в числе других и эти нынешние студенты когда-нибудь будут формировать французское общественное мнение о Советской России. Не прямо, так косвенно. Не сразу, так постепенно. Потому что кого ж будут слушать в первую очередь? Не того ли, кто прочитал несколько десятков русских книг, побывал в Советском Союзе, да еще владеет русским языком?

И вот я пишу им вдогонку: так нелегка русская азбука! Приезжайте еще.