Виталий Коротич - Кубатура яйца

Итак, шоссейные дороги в США протянулись на четыре миллиона миль — больше шести миллионов километров; еще от начала нашего летосчисления не минул и миллион дней, а дороги в одних лишь Соединенных Штатах могут уже опоясать Землю, словно катушку, больше ста пятидесяти раз по экватору, — ах, это так любимое американцами слово «миллион»…

Население дорог разнообразно; на Гавайях и в штате Миссисипи водительские права выдаются без экзаменов с пятнадцати лет (только в тридцати штатах запрещено вождение автомобиля до четырнадцатилетнего возраста); обычно же необходимо сдать простенький экзамен по правилам уличного движения, не обязывающий к знакомству с автомобильными внутренностями. Из сказанного, я думаю, понятно, что на дорогах встречаются водители самого разного класса. В городе Мак-Кейми, штат Техас, десять лет назад был установлен рекорд, как свидетельствуют американские хроники, не превзойденный до сих пор: семидесятипятилетний водитель четырежды прокатился не по своей стороне шоссе, вызвал шесть дорожных происшествий подряд, кроме того, четыре автомобиля сам задел; все это за двадцать минут. Сточетырехлетний калифорниец Рой Роулингс три года назад развил на запруженном шоссе скорость, почти в два раза превышающую дозволенную, за что и был задержан вместе с автомобилем для уплаты стодолларового штрафа. Это я вам рассказал к тому, что на дорогах ежегодно гибнет больше пятидесяти тысяч американцев — люди зачастую рождаются в пути, живут, мчась по шоссе, и умирают на них; образ автомобиля и дороги так же неотделим от Америки, как образ корабля неотделим от океана. Страна запелената в ленты своих шоссе, и строгий американский бог глядит на путешественников с рекламных щитов, установленных вперемежку с рекламами разных безбожных заведений, обещающих далеко не праведные забавы. Я нигде на свете не видел, чтобы господа бога рекламировали, словно кандидата в губернаторы; это странная дорожная религия, а скорее привычка к восприятию информации сквозь ветровое стекло: «Господь следит за тобой! Собор святого Иоанна — третий поворот после перекрестка…» Подъезжают, молятся, бросают монеты в кружку, покупают охранительный брелок со святым Христофором, исповедуются — и все это не выключая мотора, который стонет так, что слышно сквозь соборную дверь, и священник повышает голос, взмахивая руками, как регулировщик…

Отчетливо помню книгу Джона Керуака «На дороге». Битнический манифест, у нас она прочтена была удивленно и с опозданием; только позже я познакомился с людьми, чьей религией стало движение, дорога; не переезд от жилья к жилью, а жизнь в движении — на мотоциклах, в автомобилях, в трайлерах, на платформах. У многих есть какая-то цель, иные, словно беженцы, которые не ведают, где остановятся, — в заплечных мешках часто попискивают очень серьезные большеглазые младенцы.

Впрочем, особые рюкзаки для младенцев никого не удивляют; говорят, что в дальней дороге они даже удобны (моя жена упала бы в обморок, ей всегда казалось, что только никелированные коляски необычайной красоты достойны транспортировать детвору, так что я вольнодумствую, столь примирительно рассуждая о младенце в заплечной сумке).

…Но младенец улыбнулся из-за папиного затылка и невозмутимо перекочевал на дерматиновую обивку стула в одноэтажном недорогом китайском ресторанчике «Королевский Пекин». Происходило это на 23-й улице в городе Лоуренсе, где я поглощал на обед нечто по-восточному загадочное, сладкое, соленое и перченое одновременно (в китайских ресторанах боюсь спрашивать, что мне подано, — заказываю какого-нибудь «Фиолетового Дракона» и убеждаю себя, что это вовсе не маринованные сверчки, как показалось. А деликатные официанты тоже загадочно жмурятся и хранят тайны).

…Ребенок на дерматиновом стуле был так мал, что не умел самостоятельно переворачиваться. Он лежал на животике, свесив ножки и пытаясь на пальцах изобразить что-то похожее на азбуку глухонемых. Его мама и папа неспешно поливали креветок кетчупом, сбрызгивали лимоном и по одной отправляли к себе в очень веселые рты. Я не вытерпел и, нарушая правила хорошего тона, потрогал парня за рукав джинсовой куртки: «Эй, упадет…» Парень взглянул на меня совершенно безразлично и, беззвучно пережевывая креветку, отрицательно покачал головой. «Он у нас хороший», — сказала белокурая и юная мама в розовой блузке, стянутой узлом на животе. Я думаю, что мама имела в виду младенца, а не его папу с крошками в негустой юношеской бородке. «Мы из Коннектикута, — сказала мне мама и шлепнула младенца по попке, обтянутой непромокаемыми резиновыми трусиками. — Едем. Хочется увидеть Америку. Пусть и он поглядит», — и хлопнула младенца по резиновым трусикам еще раз. «Видели наш „фольксваген“ у входа? — включился в беседу папаша. — Мы с Пегги недавно поженились и решили подыскать себе университет повеселей. Возле нас в Коннектикуте ведь или нью-йоркские университеты, где с ребенком жить тяжело, или Гарвард, на который все равно денег не напасешься. Поехали искать, где бы поучиться, — мы биологи-третьекурсники, — и так в дороге понравилось…» Папа махнул рукой, взял еще одну креветку, сбрызнул ее из лимонной дольки и начал макать в кетчуп. Мама тоже хотела взять креветку, затем раздумала, достала из сумочки пластмассовую бутылку с соской, перевернула младенца на спину и воткнула ему соску в жадно распахнувшийся ротик. Папа принял бутылочку, и дальше они ели очень согласно: папа держал бутылочку, мама — младенческую головку, а поскольку у каждого из родителей оставалось по свободной руке, то папа с мамой спокойно беседовали, беря креветок и медленно размазывая ими алую лужицу кетчупа.

Все трое были вполне счастливы, а самое странное для меня было в том, что никто в заполненном зале «Королевского Пекина» не обратил на них внимания. Едут люди — ну и пусть их; если на то пошло, то из тридцати девяти американских президентов в акушерской клинике не родился ни один; все увидели свет в родительских спальнях и воспитывались, разъезжая с мамами и папами по белу свету, где место для каждого находилось далеко не сразу. Мои недавние собеседники уже закончили кормить свое дитя, не пискнувшее за все время ни разу, и оставили его лежать на спинке, прижатой к дерматиновому сиденью. Коннектикутские третьекурсники не спеша вынули по сигарете из длинной голубой пачки и углубились в таинственную семейную дискуссию, посылая молочные кольца дыма к низкому потолку. Ребенок спал — странное американское дитя из рюкзака, висящего на спинке стула.

Дорога связана самой сущностью и с понятием дома, и с понятием о судьбе, она причастна к американской истории и едва ли не ко всему, о чем хочется рассказывать в связи с этой страной. Даже разговор о кино был бы соединен с образом человека в седле и человека за рулем, а многие из актуальнейших фильмов составляли целые «дорожные» серии, особенно ленты о мотоциклистах — такие, как «Дикие ангелы», «Ад горячих дорог», «Путешествие», «Беспечный ездок», — растревожившие Америку в шестидесятые годы. Там все происходило в движении, а для героев «Беспечного ездока» расставание с шоссе было одновременно смертью (Джо и Ваятт валятся с мотоцикла, застреленные из кабины грузовичка скучающими фермерами средних лет, просто так…). Сколько американских конфликтов выплеснулось на дороги! Я не хочу углубляться в «автомобильную тему», о ней у нас писали достаточно, да и сам я уже говорил здесь о лавине домиков с колесами, рулем и мотором, массово начатой в 1908 году Генри Фордом, выпустившим за десять лет пятнадцать с половиной миллионов автомобилей лишь знаменитой своей конвейерной «Модели Т». Сейчас компания Форда выкатывает в год на дороги около двух миллионов легковых автомобилей. «Дженерал Моторс» — еще четыре миллиона (да с миллион автомобилей Крейслера, а еще других компаний, а еще иностранных…). Чем дышат американцы, сказать трудно, ученые, наверное, знают; те самые ученые, которые высчитали: за девятьсот с небольшим километров дороги автомобиль поглощает кислорода столько же, сколько человеку надо для дыхания на год. Но автомобили, дороги — это еще и рабочие места, работа, которой охвачено около пятнадцати миллионов американцев; каждый третий килограмм стали, выплавленной в Соединенных Штатах, идет на автомобили, каждый второй килограмм — свинца. Более трехсот тысяч ремонтно-автозаправочных станций, выстроившихся вдоль дороги, не только торгуют бензином, но и кормят миллионы людей, связанных с ними; нефтяные кризисы так больно отстегали Америку именно потому, что удары падали едва ли не на самое уязвимое место. Без дорог и всего, что связано с ними, американцы жить не умеют и не хотят.