Яков Гордин - Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны

Витте призывал власть опереться на «образованные классы». Плеве отвечал:

«Крепок в народе престиж царской власти, и есть у государя верная армия».

Надо иметь в виду, что и само назначение Плеве было выразительной демонстрацией. 2 апреля эсер Балмашев застрелил министра внутренних дел Дмитрия Сергеевича Сипягина, пытавшегося грубой силой подавить студенческие волнения. Назначение Плеве было ответом на этот выстрел.

Витте и Плеве расходились во всем – во взглядах на земельную реформу, на судьбы земства, на роль полиции и права Финляндии. Однако в одном Плеве скрепя сердце втайне соглашался с Витте – необходимо дать легальный выход общественной энергии. Есть свидетельство, что незадолго до смерти – а он, как и его предшественник, был уничтожен Боевой организацией эсеров – Плеве обдумывал учреждение Государственной думы.

По вопросу о дальневосточной экспансии Витте и Плеве решительно расходились. В планы министра внутренних дел, помимо всего прочего, включена была и «маленькая война», без которой, как он считал, предотвратить революцию невозможно. Трезвый финансист Витте считал эту затею гибельной авантюрой.

В борьбе с Витте министр внутренних дел блокировался не только с Куропаткиным, но и с группой людей, которых Витте называл «безобразовской шайкой» по имени ее лидера статс-секретаря Безобразова, «шайкой», преследовавшей прежде всего чисто корыстные интересы, добивавшейся концессий на вновь приобретенных территориях и государственных субсидий, которые и разворовывались. Им нужна была война для собственных целей. Они обвиняли Витте в том, что он служит еврейскому капиталу и связан с «тайным масонским правительством, направляющим всемирную политику».

Плеве и Безобразов победили. 16 августа 1903 года Витте был отправлен в отставку.

Генерал Куропаткин мог провоцировать войну.

Фундаментальные неустройства, накапливавшиеся два столетия петербургского периода, давили на арьергард имперской истории, сбивали с шага, путали направление марша.

Апокалипсические пророчества Победоносцева приобретали черты близкой реальности – всего два года оставалось до первого натиска буйного хаоса.

Просвещенный XX век в Российской империи, сменивший «век девятнадцатый, железный», начался с возрождения практики индивидуального террора. Казалось, в Петербург вернулись времена Желябова и Перовской.

В 1901 году образовалась партия социалистов-революционеров. В ее программе значилось: «установление демократической республики с широкой автономией областей и общин, как городских, так и сельских», признание за народами права на самоопределение, прямое, тайное, равное всеобщее избирательное право, выборность и подсудность всех должностных лиц, свобода совести и отделение церкви от государства.

Эсеры ратовали за экспроприацию всех частнособственнических земель и передачу их в руки «демократически настроенных общин», что, естественно, привлекло к ним симпатии крестьянства…

Но, пылая, как и народовольцы, благородным и по сути своей справедливым негодованием, эсеры быстро пришли к выводу, что на грубое насилие власти нужно отвечать насилием, и создали Боевую организацию, ориентированную, конечно же, на традиции великого Исполнительного комитета «Народной воли».

Судя по всему, идея террора овладевала уже умами молодых людей. В том же 1901 году студент Петр Карпович застрелил министра народного просвещения Боголепова – он мстил за своих товарищей, участников студенческих волнений, отправленных по инициативе министра в солдаты. Карпович не знал, что Боголепова собирается убивать и Алексей Покатилов, молодой социалист. Оба они станут членами Боевой организации.

В апреле 1902 года двадцатилетний студент Степан Балмашев застрелил министра внутренних дел Сипягина.

Эсеры не инициировали террор. Они уловили чаяния молодых радикалов, главным образом из интеллигентной среды, особенно чуткой к унижению человеческого достоинства.

Полуироническая, на первый взгляд, формула: «эсер без бомбы – не эсер», бытовавшая в революционных и близких к ним кругах, для «послушников террора» была наполнена глубоким экзистенциальным смыслом. Иногда она вмещала в себя и весьма своеобразное представление о долге христианина.

Ариадна Тыркова оставила нам очерк личности такого «послушника» – Ивана Каляева, которого знала в начале века.

«Я поила чаем не террориста – я даже не знала, что Каляев социалист-революционер – а молодого, приятного, но мало заметного, скорее некрасивого поэта. ‹…› Каляев с наслаждением брал в руки сонеты Эредиа и ласково гладил тонкими пальцами темно-синий бархат переплета».

На двадцатипятилетнего Каляева огромное впечатление производили изображения Христа – фотографии работ литовца Бегаса:

«Каляев подолгу всматривался в скорбный лик Спасителя и мягким, тихим голосом толковал замыслы Бегаса: “Смотрите, как идет линия усталых, опущенных плеч. Какая благодатная сила в руках, даже распятых. Как из них источается таинственная, святая кроткая мощность”. Мы с Каляевым о церкви, о православии не разговаривали. Но о Христе этот приятель, если не друг Бориса Савинкова, профессионального политического убийцы, часто говорил. Мне кажется, что сердце Каляева было способно принять божественную истину. В прежние времена такие, как он, романтики уходили в монастыри. ‹…›

Со мной о терроре он никогда не говорил. Террорист, посвященный в тайны подполья, обязан о них молчать. Но никто не запрещал ему говорить о тайнах искусства, о трагическом противоречии добра и зла во вселенной, в каждом из нас, о том, как совместить Евангельское Откровение с царством насилия и неправды, где обречен жить человек даже в странах, считающих себя христианскими».

Напряженные философско-религиозные размышления Каляева привели его к убеждению в жертвенной неизбежности террора. 2 февраля 1905 года Иван Каляев взорвал бомбой великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора, ненавидимого оппозицией за жестокость, отказался от обещанного помилования и был повешен…

Можно с достаточным основанием предположить, что, идя на казнь, он вспоминал бегасовские изображения распятого Спасителя – «таинственная, святая, кроткая мощность». Принять смертную муку за униженных и оскорбленных.

Среди народовольцев было много замечательных личностей, но рефлексирующих интеллектуалов не было. В начале нового века российская власть столкнулась с принципиально иным противником.

Разумеется, свергнуть власть Боевая организация эсеров не могла. Куда опаснее были волнения на флоте, крестьянские бунты, озлобление рабочих. (О большевиках еще и слыхом не слыхали.)