Андрей Савельев - Осколки эпохи Путина. Бюрократия против нации

Очередной рабочий человек задал свой вопрос по тщательно выученному тексту. В Екатеринбурге их хорошо от-муштровали. Президент был доволен, что вновь удобно может поговорить об отношениях с братскими республиками — товарооборот, общие оборонные задачи и т. д. Президент напомнил, что подарил Украине огромные деньги — 3–5 миллиардов долларов в год за счет низких цен на энергоносители. Он был обижен на тамошнее руководство, которое составило себе колоссальные состояние, но не пропускало ни одного случая, чтобы уколоть какой-нибудь мелкой уловкой Президента. Поэтому подарки закончились, и Президент требовал прагматизма и учета своих интересов. Он уже знал, что может перекрыть поставки газа в Европу, и вся Европа будет иметь претензии к Украине. Это хорошо. Это здоровые отношения, в которых ясно, кто хозяин.

Мимоходом Президент произнес фразу, которая закрепилась в его мозгу после многочисленных бесед с одним настырным директором какого-то там института, который привык ходить по коридорам власти еще со времен, когда Президент не был Президентом. Президент сказал словами этого навязчивого эксперта; «По данным статистики, в Украине, скажем, проживает, по-моему, до 17 миллионов этнических русских.». Он не знал, почему теперь надо говорить не «на Украине», а «в Украине». Он не знал, кто такие «этнические русские». Президент вообще не мог понять, кто такие «русские». Он со школьных времен привык считать, что в его стране живут люди, которые перемешались с разного рода пришельцами и названия народов могут быть только условностями. Малые народы, конечно, сохранились, а вот «русские» — это не известно что. Одно название. Только идиот может думать, что русские — это какой-то народ. Вот в Украине может быть и есть народ, меньшинство, которое можно условно назвать «этнические русские». Скорее потому, что они предпочитают говорить на русском языке. Для Президента удобно считать, что эти люди как-то относятся к его стране, чем-то ближе ему, чем Украине. Не то чтобы он хотел им предоставить какую-то помощь. Нет, это просто повод напомнить, что Украина не так уж независима. Подданные Властителя на ее территории многочисленны. Властитель может об этом постоянно напоминать, чтобы украинские властители не слишком задирали нос.

Воронежское село встретило тусклое изображение президента на мониторе, установленном в замшелой глубинке, надрывными вопросами. Здесь жить было очень тяжело или вовсе невозможно. Но люди жили. Они задали Президенту вопросы, которые понравились ему своей краткостью, но очень не по душе пришлись своим критическим настроем. Никакого уважения к Президенту в этих вопросах не звучало. Его как бы заставляли отчитываться. А это для Властителя дело невозможное. Президент попытался ответить, как мог, но почувствовал, что ответы выходят у него какие-то куцые, «не в тему».

Когда он говорил, как многодетной семье выжить при пособии в 100 рублей на ребенка и при отсутствии работы для главы семьи, пришлось сослаться на то, что пенсионный возраст для многодетной матери его решением уменьшен с 55 до 50 лет. Но как дожить до пенсии, чем кормить детей? И как потом на этой пенсии свести концы с концами, если размеры пенсии не покрывают физические потребности организма?

Что делать многодетной матери, Президент так и не от-вети/і. Он смог лишь снова вспомнить, что государство стимулирует рождение второго ребенка. Остальные дети, как следовало из речи Президента, для страны «неактуальны». Для этих детей есть разные программы, суть которых Президент не вспомнил и о наличии которых ничего не знал. Но он был уверен, что какие-то программы где-то должны быть. Ведь должно же быть милосердие. Значит, оно где-то есть.

Президенту нечего было сказать, и он в который уже раз начинал нервничать. Только усталость от неподготовленных вопросов подавляла нарастающую нервность. У Президента уже не было сил шутить или иронизировать. Он просто старался поскорее перейти к другим вопросам, которые были бы для него удобны и приятны.

Вопрос сельского артельщика о ВТО несколько успокоил Президента. На этот счет ему не раз приходилось повторять выученные доводы о непременной защите сельхозпроизводителей. Селу, как считал Президент, он помогает очень много — и единым налогом, и кредитами, и поддержкой молодых семей 40 % скидкой на жилье, и квотами на ввоз продуктов питания. Президент не знал, что сельского хозяйства в его стране уже почти не существует. Он не знал, что вся помощь селу оседает в карманах чиновников, что резко упало поголовье скота, скатившись до уровня столетней давности. Он не знал, что спекулянты захватывают пашню и она годами стоит заросшей бурьяном. Он знал о селе не больше, чем сельский артельщик про ВТО.

Фермер спросил Президента, отчего у него молоко покупают по 8 рублей, а в магазине продают по 30? Что мог сказать Президент? Только то, что с этим надо бороться. Он пустился в объяснения о перекупщиках-монополистах, о местных властях, которые поддерживают монополистов, о «крышевании» тех, кто грабит производителя, о спекулятивных наценках. Президент все объяснил. Как и просили его. Он не понял, что все эти объяснения фермер мог бы и сам дать любому. Он не понял, что фермер сообщил о невозможности такой жизни, где производителю продовольствия приходится каждый день бороться за жизнь своего предприятия. Потому что Президент не любил ездить на село и думать о неразрешимой уже многие годы проблеме — как накормить народ. Да и сам народ Президент не любил. Особенно сельский — в грязных ватниках и заляпанных глиной сапогах. Село ему представлялось сплошной грязью. Президент любил на селе только одно — фотографироваться посреди пшеничного поля с колосками в руке.

Общение с военными никогда не доставляло Президенту удовольствия. Разве что с назначенными им генералами. Вот зачем этот полковник с помятым лицом не подыграл Президенту, который спутал марку баллистической ракеты, испытания которой как раз приурочили ко дню общения Президента с народом? Что ему стоило? Нет, надо стоять на своем! Все они такие — рапортуют навытяжку, жрут глазами начальство, а не уважают Верховного Главнокомандующего. Не говорят, но точно не уважают. Даже когда задают заученный вопрос о новой военной технике.

Президенту было бы приятно рассказать о новых истребителях, крейсерах и ракетах. Он привычно перечислил свои надежды на модернизацию. Но ему мешал этот ироничный взгляд уставшего полковника, его обветренное лицо — обветшалое, как и вся армия страны, идущей на дно вместе со своей армией. В этом лице не было ни подобострастия, ни надежды на уважение. В этом лице было какое-то тоскливое знание о том, что все надежды Президента можно назвать как угодно, но только не правдой. Никак это лицо не соответствовало тезису Президента об очень компактных, но очень эффективных вооруженных силах. Это пугало.