Олег Кашин - Власть. Монополия на насилие

Но Путин ведь не пошутил и даже не сказал, как это сейчас принято, что это его «оценочное суждение». Просто сказал: «Даже ищут так называемую сакральную жертву из числа каких-нибудь известных людей». То есть это как бы факт: Путин знает, что жертву ищут. Знает, но почему-то ничего не говорит о том, как он планирует препятствовать этому дьявольскому плану.

С интонацией фаталиста прогнозирует: «Сами грохнут, извините, а потом будут власти обвинять». При желании это даже можно воспринять как угрозу — Путин произносит слово «грохнут» без каких-нибудь «наверное», «может быть» или «скорее всего». Просто «грохнут» и все. Предвыборная риторика — вещь ненадежная, но я все равно не готов обвинять Путина в том, что он нарочно нас обманывает. Лучше исходить из того, что он говорит правду.

И если он говорит правду, то, извините, получается, что Путин знает о каком-то готовящемся преступлении, но либо сознательно не препятствует его совершению, либо просто не может ему препятствовать, ну, не получается. Оба варианта, согласитесь, Путина совсем не красят.

Но все же это предвыборная риторика, которую нужно воспринимать как предвыборную риторику. И история про «сакральную жертву» очень хорошо ложится в один ряд и с призывами «умереть под Москвой», и с большим стилем «Народного фронта», и с угрожающим настроением «антиоранжевых» активистов, включая газету «Не дай Бог!»

Подготовка к выборам идет действительно так, как будто это не выборы, а гражданская война, и это даже в каком-то смысле трогательно: в новейшей истории России уже были предвыборные кампании, во время которых о скорой гражданской войне говорили как о решенном деле. Так было в 1996 году, когда пугали Зюгановым и коммунистами, так было в 1999 году, когда пугали Лужковым и Примаковым. И каждый раз, когда предчувствие гражданской войны рассеивалось, вдруг выяснялось, что ничего страшного и не могло быть.

Зюганов оказывался мирным деятелем системной оппозиции, Лужков — не менее мирным лидером «Единой России». Когда одну и ту же страшную историю рассказывают так часто, она перестает быть страшной историей и становится в лучшем случае анекдотом. И когда мы поймем, что никто не умер под Москвой и никто никого не грохнул, можно будет подарить Владимиру Путину замечательную идею для его следующей предвыборной кампании в 2018 году. Пускай он идет на выборы как человек, предотвративший гражданскую войну в 2012-м. Так, по крайней мере, будет оригинальнее, чем теперь.

28 февраля 2012. Все друг у друга спрашивают — «Ты веришь в покушение?» Кто-то верит, кто-то не верит, как будто это имеет какое-то значение. Кажется, никто не понимает главного, никто не понимает, в чем здесь новость, в чем факт. А факт здесь вообще-то не в том, что кого-то поймали в Одессе, а в том, что «Первый канал» об этом рассказывает и говорит, что одесские террористы хотели убить Путина.

Мы не знаем наверняка, готовилось ли покушение, но знаем точно: об этом покушении рассказал «Первый канал» за шесть дней до президентских выборов. Такое очень своевременное покушение.

Мне кажется, это действительно очень спорная история, но спора заслуживают не детали спецоперации в Одессе, а детали информационной спецоперации. В практике российских спецслужб каждый день случается много всего интересного, просто не всегда такие вещи попадают в новости. Мне не очень интересно, что это за террористы и действительно ли у них было задание от Доку Умарова, зато мне интересно, кто решил об этом сообщить, — сам «Первый канал», ФСБ, администрация президента, путинский предвыборный штаб?

Вот если просто подумать — на подконтрольном Кремлю телеканале меньше чем за неделю до выборов возможна такая сенсация без разрешения путинских пиарщиков? Даже не с точки зрения закона, а с точки зрения человеческой морали — создание такого информационного повода с участием кандидата в президенты — это предвыборный трюк или нет?

Я готов настаивать на том, что это именно предвыборный сюжет, и достоверность покушения значения не имеет. Даже если Путина действительно хотели взорвать, накануне выборов такая новость совершенно точно не может существовать вне предвыборного контекста.

«Сегодня на нашего кандидата было совершено покушение. Неизвестный подплыл к нашему кораблю на надувном матрасе, проник на корабль и пытался вот этими ножницами лишить Игоря Владимировича самого дорогого. Жизни. Игорь Владимирович, пользуясь одному ему известными приемами самообороны, обезоружил нападавшего, но получил травму лицевой части головы об стол. А киллер спрыгнул с корабля и уплыл в неизвестном направлении. Пока это все, что мы можем сообщить».

Эту цитату из спектакля «День выборов» вчера уже много раз вспоминали.

Цитате почти десять лет. Уже десять лет назад любая информация о покушении на кандидата накануне выборов воспринималась однозначно как пародия — просто в девяностые политтехнологи слишком любили этот беспроигрышный трюк, действующий на впечатлительную аудиторию, и я сам прекрасно помню, как перед каждыми выборами в моем городе обязательно находился кандидат, который заявлял, что кто-то пытался взорвать его штаб, и над этим кандидатом все смеялись, потому что город маленький, и все знали — на этого кандидата работают политтехнологи из Москвы, у которых во всех регионах почему-то взрываются штабы.

Я не знаю, правду или неправду говорит «Первый канал» о покушении на Путина, но в любом случае такая новость вызывает те же эмоции, что и «кровь-любовь». Слишком избито и слишком пошло. Если Путина действительно хотели взорвать, у его пиарщиков была прекрасная возможность об этом промолчать. Они этой возможностью не воспользовались.

24 февраля 2012. Несколько лет назад я познакомился с Юрием Анатольевичем Прокофьевым — это был последний руководитель московской организации КПСС, он возглавлял московский горком с 1989 по 1991 год, то есть уже в те времена, когда лидер московских коммунистов не мог считать себя хозяином Москвы, как его предшественники. Хозяевами Москвы тогда, если говорить совсем романтически, были сотни тысяч граждан, которые чуть ли не каждые выходные собирались на Манежной площади митинговать против коммунистов.

Прокофьев рассказывал мне об этих митингах с такой же обидой, как если бы они проходили не 20 лет назад, а вчера вечером. Он говорил, что демократов даже в масштабах Москвы все равно было подавляющее меньшинство, а большинство на самом деле поддерживало коммунистов, и коммунисты, конечно, могли собрать гораздо более массовые митинги, и он, Прокофьев, предлагал такую идею Горбачеву, но Горбачев говорил ему, что митинговать не нужно.

И только за полгода до крушения своей партии Прокофьев, по его словам, уже не спрашивая Горбачева, устроил на Манежной площади митинг в поддержку КПСС и советских порядков. Парторганизации московских и подмосковных заводов собрали полмиллиона людей, люди вышли на Манежную и сказали свое твердое «нет» демократам. Прокофьев до сих пор уверен, что если бы таких митингов было больше одного, то Советский Союз не распался бы.