Олег Кашин - Власть. Монополия на насилие

Митинг, о котором рассказывал Прокофьев, состоялся ровно 21 год назад — 23 февраля 1991 года. Об этом митинге я пытался поговорить и с теми, кто был в то время оппонентами Прокофьева: с тогдашним председателем Моссовета Гавриилом Поповым, с одним из лидеров тогдашней «Демроссии» Аркадием Мурашевым и еще с некоторыми чуть менее знаменитыми демократами, ожидая, что они сейчас расскажут мне что-нибудь душераздирающее о том, как коммунисты сгоняли людей мерзнуть под красными флагами. Но никто ничего мне не рассказал.

Они просто не помнят, они не запомнили, они не обратили внимания на тот митинг, который бывший лидер московских коммунистов и 20 лет спустя считал своей большой политической победой. И я понимаю их — в 1991 году у советских демократов было слишком много всего интересного, чтобы зачем-то тратить внимание и нервы на какой-то там митинг уже почти отошедших в историю коммунистов из горкома КПСС.

У нас все любят играть в исторические параллели, поиграю и я. После путинского митинга в «Лужниках» я прочитал, может быть, сотню заметок, статей и постов в блогах, в которых люди, придерживающиеся антипутинских взглядов, подробно, с фотографиями, видеозаписями и просто пересказами каких-то историй доказывали, что митинг был неправильный, людям платили деньги, людей было меньше, люди расходились еще до выступления Путина, ну и так далее. Такое ощущение, что этот митинг, про который действительно и так все ясно без каких бы то ни было пояснений, для наших оппозиционеров — это главное событие в жизни.

Доказывая, что это был плохой, неправильный, неинтересный митинг, они добиваются ровно того же, чего хотели добиться его организаторы: превращают довольно пустое мероприятие в по-настоящему важное политическое событие. А между прочим демократы, победившие 20 лет назад, ведь еще живы. Можно было бы хотя бы позвонить им и спросить, как они реагировали на тот самый митинг, которым хвастался мне коммунист Прокофьев.

8 июня 2012. До 12 июня остаются последние дни, а Владимир Путин все не подписывает поправки к законодательству о митингах. Молчание Путина производит достаточно сильное впечатление на фоне той спешки, с которой поправки готовились, а потом принимались. Накануне рассмотрения в Госдуме ее спикер Сергей Нарышкин прямо говорил о сроке «до 12 июня», и было понятно, о чем идет речь — никто не знает, чего ждать от нового митинга на Болотной, и желание подстраховаться с помощью увеличенных штрафов и прочей борьбы с «массовым одновременным пребыванием граждан» было даже объяснимо с точки зрения той логики, которой у нас руководствуется власть.

Когда-то власть говорила, что свобода лучше, чем несвобода, сейчас власть поняла, что погорячилась и теперь для нее большие штрафы лучше, чем маленькие штрафы. Не было ведь до сих пор ни одного такого закона, который принимался бы настолько торопливо и увлеченно. Можно даже сказать, что это любимый закон Кремля. И вот его приняли, и теперь Кремль почему-то молчит, тянет время. Пресс-секретарь Песков объясняет, что Путин должен учесть все точки зрения по поводу этого закона, чтобы решить, подписывать его или нет.

Это такая политическая интрига, повод для прогнозов и версий. Подпишет или не подпишет? Я вообще-то думаю, что обязательно подпишет, сегодня или завтра, но дело даже не в этом. Мне кажется, что есть что-то унизительное для граждан, для общества, даже для депутатов в том, что главной интригой в истории этого закона оказалось именно ожидание подписи президента.

Не общественное обсуждение, которого просто не было. Не рассмотрение в парламенте, которое хоть и было долгим и напряженным, но конечный результат которого был известен задолго до «итальянской забастовки». Какой-то загадки, какой-то политической интриги там не было. Не было ничего драматичного и в принятии закона Советом федерации, разве что Ксения Собчак обиделась через Twitter на свою маму Людмилу Нарусову, которая собиралась голосовать против, но в итоге всего лишь покинула зал во время голосования.

На всех этапах своей недолгой судьбы антимитинговый законопроект вел себя предсказуемо и скучно. И на этом фоне загадочное поведение президента выглядит настолько странно, что даже кажется, что вся эта история с законом и была придумана не для того, чтобы действительно ужесточить наказание за участие в митингах, и тем более не для того, чтобы сорвать один конкретный митинг 12 числа.

Цель у всего этого была именно такая — показать, что все, происходящее в стране, зависит ровно от одного человека. И этот человек, как выразился Дмитрий Песков, «примет во внимание точки зрения различных экспертных групп». Примет, конечно. Для этого все и затевалось.

4 июня 2012. Давно замечено странное свойство обоих членов правящего тандема — и у Путина, и у Медведева стоит какой-то специальный блок на некоторые имена. В частности, ни тот, ни другой никогда не произносили вслух имя Алексея Навального. Даже если о Навальном их спрашивают прямо, они, говоря о нем в ответ, никогда не называют его по имени. «Этот человек», «тот, о ком вы говорите» и так далее. В чем здесь дело, неизвестно. Вполне может быть, что эта загадка имеет какое-нибудь удивительное объяснение, например, из области магических практик, но достоверно мы об этом ничего не знаем. В диалоге Познера и Медведева о «лидерах несистемной оппозиции» (который сам по себе звучал достаточно абсурдно: «Вы действительно думаете, что их нет на телевидении, потому что я их не зову?» — спрашивает Познер. Медведев отвечает: «Конечно. Ведь вы позвали меня, и я к вам пришел») тоже не звучало никаких имен, и это делало позицию Познера проигрышной, ведь напрашивалось же что-нибудь вроде «То есть я могу позвать в эфир Навального? Могу позвать Удальцова?», но Познер почему-то тоже не назвал имен, продемонстрировав тем самым уровень откровенности этого разговора — не выше нуля. Впрочем, и без этого эпизода все было ясно. «Не могу припомнить ни одного случая, когда кто-нибудь из администрации президента управлял бы правительством». О Нургалиеве — «Работал очень честно и внимательно, но это не значит, что у него все получилось», «Когда я предлагаю, я понимаю, что если я что-то предложил, то со мной согласятся». Гранит, в котором, по давнему выражению Медведева, должны отливаться его слова, в течение беседы с Познером был израсходован в гигантских количествах, но осталось неясно, что теперь делать с этим гранитом. Разве что тротуары мостить.

Интервью глав государств и правительств растаскивают на цитаты информагентства, и после эфира Медведева с Познером их было жалко: «Медведев высоко оценивает опыт Нургалиева», «Медведев сам принял решение о назначении Мединского» — что ни фраза, то сенсация, ага. Но все-таки программа «Познер» — это не интервью на злобу дня, это формат, заведомо рассчитанный на вечность. «Сегодня исполняется сто лет Алле Пугачевой, и в связи с этим мы повторяем программу «Познер» с ее участием». Формат предусматривает сложные вопросы и выстраданные ответы, на вопросы Познера нужно отвечать медленно, с паузами, постоянно задумываясь, и Медведев честно следовал этому формату, задумывался, молчал и с явным удовольствием называл собеседника Владимиром Владимировичем. «Как вы относитесь к событиям на Болотной 6 мая?» — «Внимательно отношусь, я же председатель правительства». «По какому принципу вы подбираете кадры? Профессионализм или личная преданность?» — «Неужели вы думаете, что я скажу «личная преданность»?» Иногда Медведев из формата выпадал, то переходя на речитатив героев Владимира Сорокина («У них эти самые традиции выборные, им сколько годков-то?» — о разнице между выборами в России и на Западе), то пытаясь растрогать интервьюера (на вопрос об отсутствии новых людей в руководстве «Единой России» ответил: «Один сидит перед вами новый, между прочим, самый главный»), то включая вообще какую-то газету «Правда» (слово «первички» звучит жутковато). Если Познер когда-нибудь выпустит подарочный DVD со своими лучшими интервью, интервью Медведева вряд ли войдет в эту антологию. Зато Медведев, если вдруг он решит выпустить подарочный DVD про себя, эту беседу туда обязательно должен включить. Не потому, что он в ней как-то по-особенному раскрылся, показал себя таким, каким его до сих пор никто не видел, сказал что-нибудь интересное — нет. У них с Познером получилось удивительное пособие по имиджу для бывших президентов, ставших чиновниками. Вообще, практикующие чиновники с президентским прошлым — это и в мировых масштабах редкость, так что это видео можно переводить на иностранные языки и продавать за границу, интересный же опыт. Четыре президентских года Медведева принято оценивать как какую-то грустную историю про несбывшиеся надежды, но если отбросить эту лирику — человек действительно четыре года работал президентом, четыре года говорил с миром от имени России, а с Россией — как ее первое лицо, человек-герб, а теперь он не президент, но на непрезидента его еще не переучили, и он еще не понимает, с какой интонацией ему разговаривать, какие слова произносить, как смотреть на собеседника. Он обязательно научится, конечно, но пока не научился.