Александр Дугин - Русская война

К террористической деятельности склонны люди особого типа, отличающиеся большой психической активностью, пассионарностью, неспособностью к компромиссам, презрением к материальным ценностям и комфорту. Это, как правило, представители «контрэлиты» (по Вильфредо Парето), которые не могут достичь высокого положения, но обладают большой концентрацией психической энергии, решительностью, презрением к опасности и смерти. В некоторых случаях эти качества граничат с психическим расстройством, переходят в патологию. Но статистика показывает, что клинические расстройства психики редки среди профессиональных террористов. Сложность выполняемой задачи требует рациональной и стабильной манеры поведения.

Террорист отличается презрением к жизни, у него отсутствует пиетет, уважение границы между жизнью и смертью. Это проявляется не только в отношении чужой жизни, но и в отношении своей собственной. По этой причине террористы часто бывают религиозными фанатиками, сектантами, мистиками, употребляют психоделические вещества. Показательно, что пассионария ранней ИРА – Мод Гонн – была активисткой английского эзотерического братства «Golden Dawn», куда входили также поэт Йейтс, литератор Брэм Стокер и другие. Многие активисты итальянских «Красных бригад» являлись практикующими оккультистами.

Демонизация терроризма, рассмотрение этого явления как глобальной угрозы характерно для бытовой медиакратической мифологии либерал-демократических обществ светского типа. В этом проявляется особенность самой политической системы, в них установившейся. Психологически, политически, типологически фигура террориста представляется в таких обществах воплощением «чужого», «враждебного», «иного». Террорист – идеальный образ для социального апартеида, пария, «козел отпущения». Метафизика терроризма, все его составляющие (от политических и геополитических до психологических) принадлежат к комплексу установок, жестко вынесенных за скобки социальными нормативами.

По мере успехов глобализации атлантического полюса и соответствующей либеральной системы ценностей категория терроризма будет постепенно эволюционировать, расширяться, и подозрения в причастности к терроризму будут распространяться на все социально-политические, религиозные, конфессиональные группы и даже психические типы, которые не вписываются в либерально-демократическую цивилизационную парадигму. Если однополярные тенденции будут развиваться и далее в ущерб геополитическому балансу, понятие международного терроризма может стать самостоятельной социально-политической и цивилизационной категорией. Но в таком случае это явление существенно изменит свое содержание. Постепенно образ террориста (Карлоса, бен Ладена или Хаттаба) может превратиться в аналог того, чем в эпоху инквизиции были колдуны, в СССР – троцкисты, а в нацистской Германии – евреи. В однополярном либеральном мире, если он окончательно и бесповоротно утвердится, борьба с международным терроризмом станет, по сути, борьбой с теми человеческими измерениями, которые выходят за границу либеральных нормативов «открытого общества».

Многие смеялись в сенате над маниакальной привычкой римлянина Катона-старшего (324–149 гг. до н. э.), все свои речи начинавшего фразой «Карфаген должен быть разрушен» (Carthago delenda est). Завершал же он свои выступления, неважно, чему они были посвящены, – бытовым проблемам обустройства Рима или спорам о жертвоприношениях богам, – схожей параноидальной формулой: «Поэтому я думаю, что Карфаген должен быть разрушен» (Ceterum, censeo Carthaginem esse delendam). Сенаторам это смертельно надоело, но история показала, что голосом Катона говорила история, что Катон проник в сущность борьбы цивилизаций, которая решалась в Пунических войнах. Не борьба за колонии и морские пути, не столкновение коммерческих интересов, не противостояние государственных притязаний было содержанием борьбы Рима и Карфагена. Речь шла о формуле будущего, которая предопределила бы всемирную историю по меньшей мере на несколько грядущих тысячелетий. Рим и Карфаген были двумя полюсами цивилизации, претендующими на универсальность, на основание мировой империи, на то, чтобы стать мерилом общечеловеческой этики.

Карфаген воплощал в себе торговый строй, «открытое общество». В нем правил принцип рыночной экономики, индивидуализма, рационализма, абсолютизированного скепсиса. Этика была приравнена к богатству – богатый считался не просто «удачливым», но «святым». Низменность человеческой природы, склонность к коррупции и продажности не ставились под сомнение. Все продается и все покупается. Хорошие дороги, разумная свободная торговля, максимальное использование морских коммуникаций, подкуп диких варварских народов, эксплуатация колоний – все это изобретено Карфагеном, внедрено в жизнь, доведено до совершенства. Максимальная прибыль извлечена. Карфаген был мировой державой, которая несколько раз ставила Рим на колени. А за всем этим блистательным фасадом – культ Молоха, темного божества, пожиравшего младенцев. Сотнями бросали карфагеняне новорожденных малышей в огнедышащую пасть идола. Маленькие скелетики в невероятном количестве обнаружены на развалинах этого зловещего города. Культ Молоха, теневая дань тотальной власти Капитала.

Если бы не Катон, две тысячи лет человечество прожило бы в совершенно иной реальности. Рим изначально шел иным путем. Отнюдь не сказочный, не пасторальный, не добрый, напротив, часто жестокий и коварный, аскетичный и разрушительный, но ориентированный на радикально иной архетип, Рим верил в честь и достоинство человека, в героизм и дисциплину, в самопреодоление и идеальное измерение человеческой личности. Вместо разлагающей стихии денег – прямое светлое насилие, вместо Молоха, пожирателя младенцев, – высокомерные, но справедливые небесные боги, свободные в войне и империи, но не в торговле. Рим нес идеал автократии и свободы, иерархии и аскезы, идеал воина, а не торговца, героя, а не банкира, добровольного самопожертвования, а не постыдного умерщвления новорожденных. Рим предлагал народам свою собственную модель. Не менее универсальную, но сущностно противоположную, не лишенную недостатков и пороков, но несопоставимую с системой Карфагена. Не случайно Спаситель сошел с небес именно на территории Римской империи. Как знать, не было ли разрушение римлянами семитского чудовища в Северной Африке тайным предуготовлением путей для Благой Вести?