Андрей Фурсов - Стратегия «большого рывка»

И в эти 20 лет, когда царствовал золотой телец, истреблялись результаты тех величайших трудов. Закрывались заводы, уничтожались технологические школы. Опрокидывались представления о доблести, о чести. Труд стал презираем, вместо труда возник успех, появились залоговые аукционы, биржи, финансовые рынки. А человек труда съежился, человеку труда было страшно неловко. Годами он не получал зарплаты, был унижен. У него отняли великую работу и заставили заниматься торговлей. Инженеры ушли в мелкий бизнес. И это после того, как они создавали космические звездолеты.

Это казалось необратимым, и мы переживали индустриально-космическую, метафизическую катастрофу как уничтожение Родины. Казалось бы, мы погибли, стали страной, которая обречена на истребление, на убиение. И вдруг, как некое чудо — потому что в русской истории фактор чуда интереснее и значительнее, чем фактор экономический или фактор сословных трансформаций, — возник встречный вектор: чудо, связанное с преображением строя, с появлением групп национально мыслящих интеллектуалов.

И вот начался встречный процесс. И возвращение человека труда в сферу общественной жизни — это возвращение священных представлений. Потому что труд, который вновь выходит на авансцену, — это не труд каменщиков, которые кладут стены. Это не труд железнодорожников, которые гоняют поезда. Это труд, связанный со спасением России. Восстанавливая оборонно-промышленный комплекс, Россия спасается от чудовищных угроз, которые над ней нависли. Рабочий, строящий СУ-34 или танк Т-90, — это спаситель. И труд сегодня носит священный характер. Он не просто престижен. Он не просто повысит жизненный уровень или обороноспособность страны. Он приобретает сакральное качество, направленное на спасение святынь, ценностей.

Возвращая образ человека труда, мы должны говорить о нем с внутренним трепетом.

Владыка Иннокентий, помню наш с вами разговор, когда вы за рулем своей машины возили меня по окрестностям Нижнего Тагила, по городкам, где труд перестал существовать, где рухнули маленькие производства и народ одичал. Мы с вами говорили, что новая индустриализация, которая началась в России, на Урале, невозможна без новой христианизации. Что новые заводы или реконструкция прежних невозможны без реконструкции человека, который упал духом, унывает, изверился, потерял в своей Родине, в своей власти защитника, ушел во внутренние беды — в пьянство, в безумие. Этот человек должен быть восстановлен. Восстанавливая храмы, вы восстанавливаете и отдельно взятого человека, который тоже является храмом.

И реиндустриализация является реконструкцией человека, новой христианизацией.

По-видимому, я был радикален, говоря об исчезновении труда. Труд и не исчезал. Потому что те инженеры, которые сохранили производство, те герои, что не отдали свои секретные бумаги и документы агентам и врагам, что сумели преодолеть эту чудовищную черную дыру, — это герои. Это святые люди. Потому что они не просто сохраняли свои станки, заводы, чертежи, — они сохраняли святыни русской истории, русского социума.

Замечательно, что эту тему мы воспринимаем и обсуждаем как высокую метафизику нашего времени. Метафизику, которая вернулась на наши заводы, в наши интеллектуальные центры, вернулась в Кремль.

Иннокентий, епископ Нижнетагильский и Серовский:

Мы внимательно следим за работой Изборского клуба и рады, что он поднимает столь важные для нашего отечества темы.

Каждый человек предназначен к святости. Человек, естественно, трудится. Мы все понимаем, что необходимы реиндустриализация, реконструкция общества. А для этого и внутренний мир человека нужно реконструировать. В работе Изборского клуба рассматриваются понятия, в которых одним из ключевых слов является, например, «примирение». Совершенно духовное понятие. У него есть свои христианские координаты. Или понятия «человек труда», «возрождение»… Каждое слово, какое бы мы ни взяли из этого набора понятий, соприкасаемся с духовным миром человека.

Библия — это, по сути, книга о труде, тема труда там занимает главное место. Библия начинается с описания трудов Творца и заканчивается описанием суда Божьего над людьми. И когда говорится, что Он будет судить нас по делам нашим, то, с одной стороны, наш труд представляется как наказание — «в поте лица будете добывать хлеб свой». Но в то же время говорится о труде как спасении.

В праздник Пасхи мы вновь увидели победу Иисуса Христа над смертью. Это непреложный факт всемирной духовной истории. Эта победа показала нам: воскрешение даруется всем. И после воскрешения настанет суд Божий, на котором будут судиться дела. То есть цели и результаты того самого человеческого труда. Может, не производственного. Мы говорим в церкви, что трудиться надо над душой.

Труду сопутствуют такие понятия, как талант, творчество, отдача всех жизненных сил, служение людям, интерес к работе, польза, чудо, свобода труда. Когда будет судиться каждый из нас по отдельности — Господь ведь спасает не страны, он спасает индивидуально человека, — будет учтено, какой он гражданин. Мы все — граждане своего отечества. И, как сказал митрополит Филарет, плохой гражданин земного царства и небесного не наследует. Труд обретает свое новое значение: возможность спасения праведным трудом.

Ломоносов говорил: «В моря, в леса, в земное недро/ Прострите Ваш усердный труд./Повсюду награжу Вас щедро/ Плодами, паствой, блеском руд». То есть напрямую состояние нашей земли зависит от того, какой это будет труд, как мы его простираем. Человек тоже задуман Богом как существо творческое, соработник его, он должен раскрыть свои таланты в земной жизни, и через труд человек уподобляется Богу.

Я вернулся с Севера, был в местах дальних, не нашел пока радостных изменений. Мы сейчас делаем с вами одну работу: приходится вдохновлять, утешать людей, изыскивать внутренние силы, чтобы говорить о положительных вещах внутри человека, находить ресурсы, которые помогли бы ему преодолеть нынешнее состояние уныния.

Когда я сюда приехал, то в один из первых дней пошел в заводской музей. Танки, броня впечатляют. Но особенно меня потряс один экспонат: фанерный чемодан 20-х годов, с которыми приезжали сюда и раскулаченные, и ссыльные — разные люди. Выходили из вагонов в чистый лес, начинали строить.

Этот чемодан полон грамот — полсотни, пожалуй. На каждой из них Ленин, Сталин, знамена… Чемодан принадлежал одной из «рабынь», как бы назвали либералы. Был в музее, как сказала мне экскурсовод, посетитель из Германии. Он увидел, в каких условиях строили завод, сказал: это геноцид. Ответ экскурсовода немцу был очень простым: «Они же все жили в землянках: рабочие, руководители, инженеры. До выпуска первого вагона не строилось никакого жилья. И все жили и работали в равных условиях».