Андрей Фурсов - Стратегия «большого рывка»

Изборский клуб взял на себя непростую роль предотвратить опасность удара по нашей стране. Желаю успехов в вашей непростой миссии.

Андрей Кобяков, кандидат экономических наук:

Процессы деиндустриализации, которые мы наблюдаем без малого 25 лет, застой, переходящий в деградацию, в том, что касается отечественной индустрии, производящих отраслей, сопровождался изменением основных ценностных ориентаций общества. Сегодня господствует культ успеха. На первый взгляд — это позитивное явление. В действительности оно приводит к мощным моральным искажениям, поскольку в этом случае не ставится вопрос: что это за успех, какой ценой он достигается. Получается, что это несущественно. Отсюда и сама жизнь становится во многом результатом игры случая: это фатум, рок, никак не привязанный к достижениям человека. И начинается деление общества, мира на победителей и проигравших, «виннеров» и «лузеров». Нужно исправлять эту ситуацию и возвращаться к культу достижений, творчества. В этом отношении производящий класс и будет носителем такой правильной и жизненной установки, идеологемы нашего общества.

А проблема реиндустриализации, которая активно возникла в поле общественных обсуждений после известных высказываний Владимира Владимировича Путина, — это результат длительного осмысления, рефлексии происходящих в мире процессов.

Мы долго находились под очарованием модели так называемого постиндустриального развития. А глубокий взгляд на эту проблему приводит к выводу, что постиндустриальный мир является лишь замаскированной формой неоколониализма. Существовать так могут лишь те страны, которые эксплуатируют производящий класс других стран, и только в рамках несправедливого глобального разделения труда, когда есть мировая фабрика, а есть мировой желудок, находящийся за океаном, он только потребляет. Возникло искаженное представление экономической модели, мнение, что будущее — за этим постиндустриальным миром. А в действительности жить так всему человечеству невозможно. Это удел избранных.

В отношении России нужно учитывать, что мы — не маленькая страна, которой достаточно найти себе небольшое число ниш в специализации международного разделения труда. Мы — страна самодостаточная, являемся практически квазизамкнутой экономической державой. В свое время французский историк Фернан Бродель говорил, что есть определенные миры экономики.

И наша страна во все времена своего существования — и во времена Советов, и ныне, — может, а порой и должна представлять самодостаточный квазизамкнутый мир экономики. (Я подразумеваю замкнутую систему производства, речь не идет о том, чтобы отгородиться от конкуренции или технических достижений мира). Мы живем в мире, отнюдь не дружелюбно относящемся к нам, и надо иметь полный комплекс всех производств, обеспечивающих наше выживание.

Об этом символично говорить здесь, в городе, который производит один из элементов нашего военного щита. Мы должны себя и кормить сами, и одевать сами. Высоко дифференцированное хозяйство — гарант выживания нашей страны, которая, несмотря на урезанное состояние, находится в десятке стран по населению и является все еще первой страной мира по территории.

Потому модель узкой специализации, а особенно постиндустриального мира, противоестественна для России. Для возвращения к нормальной парадигме развития, чтобы осуществить программу реиндустриализации, нам необходимо мощное усилие над собой.

Труд — это элемент возвышения человека над низменным существованием. Труд является спасением и для человека, как источник его существования, и для общества. Культ успеха фрагментирует общество, а труд по своей природе объединяет.

Александр Проханов:

В нашем обществе произошло смещение идеологических и политических центров тяжести. И вновь, спустя двадцать с лишним лет, в этот центр возвращаются представители патриотического сегмента общества, интеллектуалы, готовые вырабатывать идеологию современного и завтрашнего государства Российского. Идеологию, которая в условиях концептуальных схваток является оружием таким же важным, как танк и Т-90М.

Основную часть своей жизни я прожил в Советском Союзе, в обществе, где в центре идеологии стоял человек труда. Человек труда и сам труд обожествлялись. Это был не просто труд, направленный на создание продуктов, изделий. Это была целая метафизика труда. Труд должен был стать владыкой мира, то есть через труд должны были быть преодолены и социальные проблемы, и проблемы мироздания. Труд должен был победить второй закон термодинамики, опрокинуть тепловую смерть. Труд — в самых высоких пафосных выражениях — должен был преодолеть смерть. Это была религия труда. Недаром в советское время человек труда изображался в виде античных героев. Статуи сталеваров, колхозников, ученых… Фризы, фронтоны Дворцов культуры украшались этими сверхлюдьми. Их изображали новой расой — расой восхитительных великанов, которая должна была прийти в человечество.

Труд в советское время действительно носил метафизический, героический характер. Чего стоило предвоенное строительство индустрии?! Это был труд, соизмеримый с созданием планеты. Планетарный труд. Труд, о котором Вернадский говорил как о категории геологической. Мы в Советском Союзе создали новую геологию мира — геологию земли.

Чего стоил труд военный?! Потому что труд на полях сражений, где пали 30 миллионов наших соотечественников, — это великий священный мистический труд битв. А чего стоил труд послевоенного строительства — восстановление Родины?! Он плавно перешел в труд покорения Вселенной — создание божественных райских садов, которые мы хотели насадить в мирозданье. «Млечный путь расцвел нежданно садом ослепительных планет». Это была русская мистическая задача, которая понимала миссию своей страны как миссию космическую.

В советское время были построены удивительные машины. Создана потрясающая цивилизация — цивилизация труда. Создан цивилизационный продукт — когда весь огромный народ создавал изделия цивилизации. Не икебаны, не супермаркеты, не разные формы массажа, не способы приготовления устриц. Народ создавал супермашины, которые должны были изменить не просто ход истории человечества, а ситуацию в космосе.

Потом произошло чудовищное: вся феноменология труда была сметена. В центр жизни, как отметил Андрей Кобяков, был поставлен стяжатель, гедонист, угнетатель другого, находящегося рядом с ним человека, безумный потребитель. И категория денег сменила категорию труда. Мерилом отношений в советское время между человеком и человеком, человеком и обществом, человеком и природой был труд. Это была особая система мер. А затем эту меру отвергли и поставили деньги.