Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6540 ( № 5 2016)

Грузовик остановился. Люди из кузова махали руками. Я чувствовал, что знаю их, но не мог вспомнить откуда. Особенно одного маленького мальчика. Он улыбался и махал мне. Я помахал в ответ. Потом, когда машина поехала через лужи от прошедшего дождя, я пожалел, что не поехал с ними.

Здесь было тихое спокойствие. Даже грохот грузовика и крики людей в кузове не нарушали это спокойствие. С двух сторон дороги без перерыва раздавалось пение птиц. Кузнечики прыгали. Лиса, прижимая хвост к земле, пересекла дорогу. Так спокойно, так небрежно, будто меня и не существовало. Белые облака плыли, касаясь горных вершин. И я видел, как красные, жёлтые, синие, белые цветы в тумане меняли свой цвет. Зелень, зацветшие камни, земля – всё пропитывалось влагой от облаков. В прозрачной, неестественной чистоте родника цветной щебень со дна сверкал на солнце разными оттенками.

День был спокойный и добрый. Такой спокойный, такой добрый, такой счастливый, что нутро моё наполнялось чистым плачем. Будто вот сейчас, сделав следующий шаг, найду что-то очень дорогое мне, давно потерянное вместе с детством. Жизнь, смерть, близкие, мир, невинность, наивность, летняя духота, свежий ветерок, смех – всё, что было потеряно и забыто. Что, иногда выпадая из времени, исчезло в лабиринте трупов навсегда ушедших дней.

– Добрый день! – поприветствовал всадник. Он подъехал незаметно, как это бывает во сне. Это был местный лесник. Я узнал его. Удивился. Он был лесником, когда я ещё был совсем маленький… Я вдруг почувствовал, что знаю и людей в грузовике. Этот грузовик тоже был. Это был грузовик Шамира Чичананца. Всё это уже однажды было, давно, много лет назад. Неужели всё повторяется?

– Добрый день! – повторил всадник.

Я улыбнулся. Не знал, что ответить. Он слез с коня, склонился над источником и с жадностью напился, потом неспешно встал.

– Слышишь?

Кто-то срубал дерево. Доносившийся из глубины леса глухой стук навёл на мысль о дятле.

Лесник сел на коня, пришпорил его и поскакал по направлению к звуку.

От тихого спокойствия у меня кружилась голова. Тоска валила на землю. Ноги подкашивались от переживаний. Господи Боже, мы совсем не дорожим тем, что имеем, что ты даёшь нам. И всё проходит в мгновение ока. И детство, и юность, и любовь, и сила, и покой, разлитый над горами и полями, и человек… Мы расточаем всё это и оказываемся покинутыми среди пустыни. Мы своими руками, своими словами, своими мыслями, желаниями ежедневно разрушаем этот чудесный мир и оказываемся посреди пустыни. Без любви, без ласки, без милосердия. Одинокие и покинутые – каждый из нас.

Мир проплывал передо мной. Ускользал от меня, как видение. Показывался и ускользал. Я был уже жителем пустыни. Одним из покинутых. Я был в мире, в котором давно уже нет любви и сострадания…

Обеспокоенный, я обернулся. Дверь еле виднелась вдали. Я достаточно отдалился от неё. Я вернулся назад грустный, с поникшей головой. Я этого не хотел. Вернулся нехотя. Пёс, всё ещё сидевший во дворе многоэтажки, внимательно следил за людьми на балконах – может, что-нибудь бросят вниз. Ворона, устроившаяся на крыше бани, пристально следила за псом, чтобы изловчиться и себе отхватить крошку от брошенной еды. Я присел рядом с псом и посмотрел вверх, на мир. Люди безразлично двигались туда-сюда. Пёс вильнул хвостом и, прижавшись ко мне, лизнул мне руку. Моя грусть усилилась. Я смотрел на мягкий, покорный, услужливый, выжидательный взгляд пса. Так и хотелось завыть. Пёс заскулил, учуяв моё напряжение. Я тихонько завыл так, чтобы услышали только я и он. Он сильнее прижался ко мне. С балкона высотки нас кто-то заметил. Мгновение смотрел удивлённо, а потом громко заржал. Ещё несколько человек посмотрели вниз… Думали, я свихнулся.

Грузовик с грохотом поднимался в гору. Из кузова махали. И я вдруг узнал мальчишку. Это было моё детство: без отца, голодное, босоногое, но счастливое. Детство, особенно ушедшее детство, всегда бывает счастливым.

Я думал – какой же из миров реальный? В какую сторону мне идти? А мир уходил. Жизнь уходила. Человек уходил... Я так и остался меж двух миров. Когда придёт смерть, может, я очнусь ото сна. Может, тогда пойму, который из миров реальный.

Да будет воля твоя, Создатель

Как-то один отшельник шёл по берегу реки. Он присел отдохнуть и смотрел на резво играющих и плавающих детей. Взгляд его остановился на грустном ребёнке, который сидел в сторонке и не участвовал в игре.

Сердце отшельника было полно любви ко всем земным созданиям. Узнав, что ребёнок слеп от рождения, он посочувствовал ему, возвёл прослезившиеся глаза к небу и прошептал:

– Боже всемогущий и всемилостивый, чем согрешил этот ребёнок, что всю жизнь суждено ему прожить слепым? Он ведь не мог согрешить, не родившись? Так почему он лишён счастья видеть и вынужден сидеть неподвижно и безрадостно, пока его друзья играют и счастливо хохочут?

Затем, упав на колени, отшельник так долго просил Создателя, что мальчик прозрел. С криками радости побежал он к родителям.

Спустя месяцы, когда отшельник снова проходил по тем краям, он вспомнил о мальчике. Он подошёл к берегу и замер от удивления. Мальчик стал сущей напастью: одного он топил в воде, над другим издевался из-за уродливости тела, третьего таскал за волосы. Дети выбегали из воды, но мальчик догонял их, мешал плавать, обижал, бил их и выгонял из реки. А когда один ребёнок попытался сопротивляться, выколол ему глаз острой палкой.

Отшельник, увидев всё это, посмотрел в небо и взмолился:

– Да будет воля твоя, Создатель…

Перевод Наре МКРТЧЯН

Святые жемчужиныВыпуск 8

Спецпроекты ЛГ / Страна Наири / С единой верой

Арутюнян Григорий

Теги:Армения , культура , искусство

Образок Богородицы, который дед всегда носил в кармане пиджака и изредка доставал и долго разглядывал, глубоко засел в моей детской памяти. Он считал, что эта иконка, переданная ему во спасение русской женщиной под Черниговым, и уберегла его, сироту из многострадальной Армении, рядового 176­го пехотного полка, в Первой мировой войне, в лихолетье революционных бурь, гражданских войн, в годы Великой Отечественной... Я сохранил этот образок с не совсем понятным мне тогда названием: «Взыскание погибших», и он висит рядом с фотографией деда…

Всё для меня началось в Тбилиси. Это и наша семья, и наш двор, и сам город – тёплый, единый, многонациональный, построенный на любви и доброте.

Потом придёт романтическая юность, которую я провёл, учась в медицинском институте в Горьком (Нижний Новгород). И там же случайная, но оказавшаяся судьбоносной встреча в храме с образом «Богоматерь Страстная» была ещё одним толчком, приблизившим меня к иконам.