Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6543 ( № 8 2016)

Заблудившись в бездне времён

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Каулина Наталья

Теги:Виктор Филимонов , Арсений Тарковский: человек уходящего лета

Виктор Филимонов. Арсений Тарковский: человек уходящего лета. – М.: Молодая гвардия, 2015. – 420 с.: ил. – (Жизнь замечательных людей). – 3000 экз.

Если сравнивать земную жизнь с могучей стихией, которая разрушает всё, то неподвластными разрушению остаются искры света, которые у истоков всего и в каждой отдельной человеческой судьбе приобретают особый облик, отдельный смысл и звучание. Для Арсения Тарковского такой «точкой в сердце» стало… детство, неразрывно связанное с образом лета, летнего тепла. И противоположность летне-детской безмятежности, «бездумия», воплощения жизненной силы – суровая зима как прообраз смерти. Трагическое мироощущение поэта складывается из постоянного предчувствия – на уровне знания, а не веры – неминуемой зимы. Но вера говорит ему о том, что за пределами земной жизни ждёт «рай», то есть «родное» детство, подобно тому, как происходит смена циклов в природе («Всё на земле живёт порукой круговой…»). А пока он, «человек уходящего лета», живёт с этим хрупким мироощущением, «трепетным предчувствием угроз зимы».

Книга «Арсений Тарковский», вышедшая в серии «ЖЗЛ», – не просто повествование о жизни и творческом пути поэта, но и преломление в свете этой яркой судьбы таких понятий, как дихотомия «жизнь – смерть» («лето – зима»), параллелизм реального мира и поэтического, их влияние друг на друга. Поэт словно сам пишет свою судьбу, выражая письменным словом часть общего замысла. И это отражено в названиях его книг: «Перед снегом» (первая книга поэта) и «Зимний день» (написанная в конце жизненного пути).

Пронзительные детали биографии Арсения Тарковского, которые мастерски сопоставил и художественно изложил Виктор Филимонов, раскрывают отчасти причины особенностей мироощущения поэта. Эпизод с «отмороженными руками», прочно осевший в психике ребёнка как воплощение неуюта, враждебности, колючего холода тягостной жизни, которая больше похожа на выживание, лёг в основу стихотворения 1937 года «Я руки свои отморозил…». «Я в детстве заболел от голода и страха…» – напишет он позднее.

Трагедийная доминанта в восприятии поэта утверждается с уходом из жизни старшего брата Вали и любимой женщины – Марии Фальц – в 1932 году. Смерть первой возлюбленной, Марии, которую он предчувствовал в стихах («Вот так и мы с тобой живём, душа горит и тело тает») и единственного брата наложили отпечаток на всё последующее творчество поэта, усилив контраст переживаемых состояний и увеличив диапазон эмоций и образов от светлых и лёгких, как «бабочка – Душа», символ лета и рая, до самых тяжёлых и депрессивных, как «ледяная игла».

Особое внимание в книге уделяется непростым взаимоотношениям поэта с сыном, теме преемственности творчества режиссёром Андреем Тарковским. Один из сквозных мотивов у младшего Тарковского – мотив дома и бездомности, неприкаянности, сиротства. Отец «отразился» в «зеркале» сына как идеал творца, художника. Арсений Александрович предрекал это в стихотворении 1934 года:

Всё, чем я жил за столько лет отсюда,

За столько вёрст от памяти твоей,

Ты вызовешь, не совершая чуда,

Не прерывая сговора теней.

Я первый гость в день твоего рожденья,

И мне дано с тобою жить вдвоём,

Входить в твои ночные сновиденья

И отражаться в зеркале твоём.

Зеркало как символ границы, разделяющей миры, а в этом мире – временные и пространственные отрезки, «показывает» будущее и возвращает к воспоминаниям детства, в которых уязвимой душе можно защититься от всего, как и во «внутренней культуре», присущей обоим творцам.

А также зеркало можно рассматривать как образ единства двух реальностей: мира и поэзии. Поэтому Марина Цветаева называла поэтов «мастерами жизни». Поэт ощущает себя «двойником своих стихов», готовым на полном ходу выброситься из «тесноты времени». И тогда станут явными идеи о «физической слепоте, которая оборачивается всесильной зрячестью»...

Шестикнижие

Книжный ряд / Библиосфера

Проза

Марина Москвина. Учись слушать. Серфинг на радиоволне. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016. – 368 с. – 2000 экз.

Марина Москвина – писатель и путешественник, автор романов и повестей, рассказов и сказок, руководитель творческих семинаров по искусству письма, радиоведущая.

Герои книги «Учись слушать» – известные клоуны Юрий Никулин и Леонид Енгибаров, король джаза Дюк Эллингтон, писатели Константин Паустовский, Лев Кассиль, Андрей Битов и другие. А также художники, уфологи, дрессировщики и прочие легендарные личности. Марине Москвиной удалось создать живые, художественно убедительные портреты этих людей, увлекательно рассказать интересные случаи из их жизни, а также истории знакомства автора с героями книги.

Около десяти лет Москвина обучала студентов факультета журналистики Института современных искусств. Журналистика для неё не только профессия, но и некий сакральный проводник: «С юных лет микрофон служил мне проводником для осознания духовной связи с универсумом. Любое случайное событие я воспринимала как проявление Вселенной, способное приподнять завесу над тайной бытия. Каждого человека приветствовала я, словно уже пробудившегося или идущего по этому пути семимильными шагами. И неосознанно исповедовала древний даосский принцип «Ветра и Потока»: куда ветер дунет, туда меня и несёт» .

Любой рассказ Марины Москвиной наполнен юмором, в каждом повествовании такая концентрация искреннего оптимизма, что беспрекословно веришь ему.

Поэзия

Елена Зейферт. Потеря ненужного: Стихи, лирическая проза, переводы. – М.: Время, 2016. – 224 с. – (Поэтическая библиотека). – 1000 экз.

В новую книгу Елены Зейферт вошли произведения избранной лирики на русском языке и авторские варианты отдельных стихотворений на немецком, а также переводы из немецкой, болгарской, осетинской, литовской и грузинской поэзии.

Особенно интересны в книге Зейферт верлибры. В них чётко видны особенности поэтики автора. Лаконичность, ёмкость, интонационная сдержанность при смысловой страстности, образная насыщенность и экономный расход слов, парадоксальность, всегда подкреплённая метафорой.

ещё целуя меня

ты встаёшь и уходишь

оставляя меня одну

в жёлобе безопасности

между рельсами в метро

Или:

пока ты спишь

я созерцаю восход