Оскар Курганов - Разные годы

Я застал батальон в молодом ельнике. Был предвечерний час. Люди только что поужинали, легли на траву и уснули. Еще дымилась кухня, но повар уже спал, положив голову на большую опрокинутую миску. Дремали и вестовые, привязав к ноге автоматы. Только Ефим Макаров бродил по ельнику и присматривался к лицам своих солдат — смогут ли они подняться в полночь, когда и был намечен выход к новому рубежу. Подул ветерок и полил дождь. Макаров ушел к шалашу; но в лесу никто не проснулся — так велика была человеческая усталость. Но в полночь Макарову пришлось лишь произнести одно слово «вперед», и, переданное по всему ельнику, оно подняло людей, и все вдруг ожило, забегало, зашумело. Кто-то засмеялся над промокшим другом, и смехом заполнился весь ельник — в этот поздний и трудный час у людей была потребность посмеяться, пошутить, из всего своего напряженного пути они вспоминали лишь смешное. Мог ли кто-нибудь подумать, что эти воины прошли сотни километров по лесам и болотам, с боями, под непрерывным огнем?

Той же ночью они подошли к реке Шара у деревни Кабаки — в этом месте река широкая, многоводная, глубокая, но все же им нужно было переправиться. Они сколотили плот из жердей и под разрывами артиллерийских снарядов, которыми встречал их враг, поплыли на западный берег. Еще до рассвета был захвачен там плацдарм. Саперы навели переправу, и вскоре артиллерия, танки и конница двинулись вдоль берега — с севера на юг к городу Слоним. Город расположен на том берегу — и прежде чем пробиваться к его улицам, нужно было завоевать обрывистый западный берег реки Шара. Все это делалось с величайшим спокойствием, которое отличает умелых людей, не замечавших ни усталости, ни страха.

В штабах, где продумывались и предусматривались все детали наступления, было опасение, что пехота не будет поспевать за молниеносным и стремительным движением танков и конницы, и это казалось естественным. Но «царица полей» никого не задерживала, она появлялась в тот час, когда борьба у крупных узлов сопротивления врага приобретала ожесточенный характер. Так было у Столбцов, в боях за Барановичи и у Слонима. Наша пехота взвалила на свои могучие плечи тяжкое бремя и несла с горделивой верой в победу от Бобруйска до Слонима, а теперь и дальше — на Запад. Да, были дни, когда казалось, что наступил предел человеческой усталости. Люди падали, но тут же вновь поднимались, переползали по болотам, а потом шли по лугам с почерневшими от копоти и грязи лицами. Знойный день сушил их гимнастерки, чтобы через час наполнить их влагой пота. Наши воины снимали и на ходу выкручивали свою одежду, и капли, падавшие на раскаленный песок, напоминали людям о трудном пути. Но сами пехотинцы будто не чувствовали своей усталости.

В дни этого грандиозного наступления войск маршала Рокоссовского наша армия выдержала одно из величайших испытаний — на крепость и выносливость. Здесь проявились и воинская наука, и воспитание, и внутренняя собранность всего армейского организма, сцементированного походами и кровью, закаленного под Сталинградом, под Орлом, на белорусской земле.

Но для того чтобы победа плыла над белорусской землей с теми же темпами теперь, как в первую неделю наступления, нужно вовремя людей накормить, дать снаряды для орудий, бензин для танков, мины для минометов, бомбы для самолетов. И двинулись в великий поход наши армейские тылы. На колесах оказались наши базы снабжения, которые питали и питают ненасытное чрево битвы боеприпасами всех видов и назначений, делают это порой под вражеским огнем, стремясь четкостью и организацией сравняться с теми, кто наносит удар за ударом врагу. На автомашинах оказались хлебозаводы, целые стада коров, мука и крупа, масло и сахар. И всюду — где бы ни оказывались наши войска — появлялись повозочные с ящиками патронов и снарядов, ползли повара со своими термосами — будто ими двигала какая-то невидимая рука. То был триумф наших штабов — там оказались мастера своего дела во всех областях военного искусства.

Они не только вели в бой большие войсковые массы, но и обеспечивали их всем необходимым. И это-то — высокая душевная сила наших солдат и творческая предусмотрительность наших офицеров — дает возможность и войскам наступать в должном темпе, быть хозяином на поле битвы, а не рабом обстоятельств, возникающих на их пути.

За последние дни бои здесь развернулись на двух узлах дорог — у Слонима и Лунинца. Судьба города Слоним была решена в тот предрассветный час, когда наша артиллерия, пехота и конница переправились через реку Шара у деревни Кабаки. Пехота генералов Батова и Лучинского повернула на юг и вышла к сплетению дорог, не отдыхая после переправы, — днем она уже дралась в городе, отвоевывая улицу за улицей.

Путь же к городу Лунинец был еще более трудным. Войскам генерала Белова пришлось идти по болотам Полесья, порой проваливаясь в грязь, подтаскивая пушки и автомашины на руках. Те узкие полоски земли, которые пролегают между болотами и озерами, враг заминировал, и всюду делались проходы нашими саперами. И на этом труднейшем театре военных действий войска генерала Белова, главным образом его пехота, наносили удары по вражеским войскам, и болота поглощали тысячи фашистов, которые уже не могли уйти. Природа, которая, казалось, оберегала их в дни обороны, теперь обрушила на них свое возмездие. На узких речках возводились переправы — воины двигались там с боями, под артиллерийским обстрелом, переползая болотные топи, обходя поймы и озера, пробираясь к победе тяжелым, извилистым путем.

У реки Припять наша пехота встретилась с моряками Днепровской военной флотилии. Она зашла на своих быстрых судах в тыл врага, десанты захватили дороги и плацдармы на берегу Припяти. Моряки переправили пехотинцев со всей их техникой через Припять и поддерживали эту искусную и умно задуманную операцию мощным артиллерийским огнем. Они подготовили и дороги для движения войск генерала Белова, отбив их у врага и заставив его идти по болотам, где уже подстерегал смертельный огонь наших батарей.

Таким образом, пинские болота усилиями и волей пехотинцев и моряков превратились в арену грозного побоища. И хоть люди сами шли по пояс в грязи и воде, не знали ни отдыха ни сна, гатили непроходимые топи и переплывали через речки, но удары их были сокрушительные.

Враг бросил орудия и автомашины и попытался уйти к узлу дорог — в Лунинец. Но в город уже ворвались наши воины — отсюда им был открыт путь к Пинску.

И вновь вездесущая пехота несла на своих могучих плечах победу, оказавшись неутомимой даже в этих девственных местах, где день похода равен подвигу.

В маленьком блиндаже я нашел капитана, который только что вернулся с поля битвы — он склонился над картой и задремал. Потом, очнувшись, он вышел из блиндажа и лег на траву.