Оскар Курганов - Разные годы

Потом мы едем в город, переживший атомный взрыв. Нас везут сперва по уцелевшим улицам. Это почти нетронутые кварталы стареньких домиков, главным образом двухэтажных. В эти утренние часы стены верхних этажей раздвинуты, и мы можем наблюдать жизнь в домах. Почти в каждом доме — магазин с сувенирами, пестрыми шелковыми изделиями, японской посудой, железной утварью. Ресторанов почти не видно, их заменяют уличные харчевни, где за довольно большие деньги можно купить кусочек жареной рыбы и маленькую мисочку супа, в котором плавают лепестки морской травы. На европейский вкус это почти несъедобно, но голодные люди — рикши, грузчики, уличные торговцы, разносчики — толпой стоят у столиков, поставленных на улице и едва прикрытых парусиновым навесом.

Мы в центре взрыва атомной бомбы. Оглядываемся вокруг. Здесь уже тоже возникли маленькие домики, какие мы видели в Хиросиме. В огородах трудятся японки.

Нас везут к трем гигантским корпусам, где когда-то помещалась Медицинская академия. Мы встречаем здесь сторожа Сонода. Он пережил взрыв атомной бомбы, помнит все до мельчайших деталей.

Утром его вызвал надзиратель и приказал вырыть щель вдоль стены второго корпуса академии. До одиннадцати часов Сонода трудился не отдыхая, и он мог уже спрятаться в этой щели, если бы ему угрожала опасность. Правда, для этого пришлось бы чуть-чуть пригнуться, так как щель была глубиной в половину человеческого роста.

В одиннадцать часов пятнадцать минут утра над городом появились три самолета. Они кружили над портом, центром города, над заводами и, как казалось Сонода, над академией и главным образом над ним. Именно поэтому он залез в щель и чуть-чуть пригнулся. На поверхности земли оставалась только его голова. Примерно на четвертой или пятой минуте после появления трех американских самолетов раздался большой взрыв. Звук его не похож был на взрыв обычной бомбы — он напоминал скорее сухой треск. После этого пламя, подобно метеору, ослепило Сонода, и он упал на дно ямы, ничего не видя, ничего не слыша. Когда он поднялся — город был охвачен пламенем. Академия горела. Из огня выскакивали какие-то люди, полуобожженные, многие падали.

Нас подвели к высокому деревянному столбу, на котором была прибита большая доска. Черными буквами на желтом фоне на английском и японском языках было написано: «Над этой точкой взорвалась атомная бомба, и начался атомный век».

Мы стояли перед этой надписью и молчали. Неужели начало нового века, о котором мечтали поколения передовых людей, — здесь, в этой страшной трагедии? Неужели рубежом этого века будет августовский день 1945 года, когда самое великое открытие человеческого разума, оказавшееся в руках обезумевшего цивилизованного варвара, ядовитым, черным грибом выросло над японской землей? Нет, с этим человеческая совесть не может примириться.

— Если за одну минуту можно уничтожить город, — сказал американский офицер, — то нет никакого смысла что-нибудь строить. Никакого смысла! — повторил он убежденно.

— Но когда человек перестанет строить, он перестанет жить.

— Наш генерал говорит, — возразил офицер, — что человек вышел из пещер и вернется в пещеры. С этим ничего не поделаешь. Да, да, так считает наш генерал…

— И вы этому верите?

Молодой американский офицер помолчал, неторопливо закурил сигарету и коротко ответил:

— В нашей семье не было идиотов.

Потом, после долгой паузы, добавил:

— Интересно было бы приехать сюда лет через пятнадцать. Что здесь будет?

— Пожалуй, большие новые города — Хиросима и Нагасаки.

— А эту надпись о начале атомного века высекут на мраморе, — заметил офицер.

— Кто знает, может, ее вообще не будет.

Американец пожал плечами и ничего не ответил.

Мы едем к губернатору префектуры Нагасаки — Сугияма Соодзиро. Он принимает нас в большом кабинете уцелевшего дома префектуры, угощает зеленым чаем. Губернатор рассказывает, что только треть города пострадала от атомной бомбы: сгорели главным образом деревянные японские домики.

Он обращает наше внимание на судостроительную верфь Мицубиси, которая находится на берегу бухты Нагасаки. Верфь, как и прежде, до войны, выпускает корабли, и атомная бомба не повлияла на ее жизнь. Губернатор считает, что от атомной бомбы погибли в основном те, кто был застигнут в домах и не мог вырваться из пламени.

Теперь в Нагасаки уже открылись школы. Но подлинным бичом города является беспризорность. Мы видели на базарах, пустырях, в парках ребятишек, полуодетых, полуголодных, у которых нет ни родных, ни крова. Они живут в грязи, питаются отбросами. Целыми днями они возятся на задних дворах богатых домов или под окнами бараков, где живут американцы, выискивая на свалках остатки консервов, или корки хлеба, или картофельную шелуху.

Мы спросили губернатора, чем вызвана такая беспризорность..

— Это по всей Японии, — сказал Сугияма Соодзиро. — Пока у нас не хватает домов для этих детей. — И, беспомощно разведя руками, сокрушенно заканчивает: — Что я могу сделать? Я ведь совершенно бессильный человек.

— Хорошо бы выпить холодного пива, — замечает лейтенант Бредли.

Однако мы не торопимся и еще долго сидим с губернатором за круглым столиком, слушая его рассказ.

В городе большая библиотека, пять кинотеатров, два постоянных театра, много кабаре, которые открыты для американцев. Голод все еще уносит сотни человеческих жизней. Он, губернатор Сугияма Соодзиро, не может бороться с голодом, потому что во всей провинции всего двадцать восемь тысяч тйо [1] Тйо — 0,992 гектара. пахотной земли.

— Что я могу сделать? — снова восклицает он. — Я совершенно бессилен!..

— Голодная смерть — обычное явление в Нагасаки, — заключает Сугияма Соодзиро.

Американский офицер встает и вновь напоминает:

— Пора выпить холодного пива.

Губернатор приглашает нас посетить судостроительную верфь и торпедный завод. На заводе, где делались торпеды, теперь выпускаются турбины и предметы хозяйственного обихода: весы, ножи, вилки, кастрюли.

Попадаем на этот завод уже после полудня. Нас встречает главный директор — Фукуда Иосидо, он показывает полуразрушенные цехи, гигантские корпуса без крыши, но слышен шум машин и станков: завод действует. Он подчинен судостроительной верфи Мицубиси, которая находится невдалеке; верфь выпускает маленькие суда.

Потом директор показывает цех, поврежденный атомной бомбой: здесь было разбито четыреста механизмов. Но двести очень нужных машин и станков удалось исправить и пустить в ход. Теперь здесь уже тысяча четыреста станков.

Фукуда был на заводе во время взрыва атомной бомбы. Он сидел в конторе и писал. После страшного грома Фукуда выбежал из своего маленького домика и увидел пылающие цехи и штабеля досок. На заводе был склад торпед; он оказался совершенно нетронутым. Из цехов бежали люди, одежда на них дымилась. Они сбрасывали ее с себя, а те, кто не успевал, падали и пытались о землю погасить охватившее их пламя. Потом они вновь вставали и бежали по направлению к бассейну, где столпились тысячи людей.