Александр Помогайбо - Оружие победы и НКВД. Конструкторы в тисках репрессий

Однако в 1937—1938 гг. все саперно-маскировочные взводы были расформированы, курсы по подготовке командиров для них закрыты, опорные базы на территории сопредельных государств ликвидированы».

Дон Миллер не говорит о причинах — но читателю, я думаю, они ясны. После расстрела Тухачевского пришедшие ему на смену загубили и его дело. Диверсионные части были расформированы, партизанские базы уничтожены. Якобы это все готовилось троцкистами для организации сопротивления Советской власти. Новое руководство, поставленное Сталиным из верных ему людей из Первой конной, не имело знаний Тухачевского и в основном вынесло из своего опыта Гражданской войны довольно примитивную стратегию — яростный поход, невзирая на жертвы. О возможности обороны, о необходимости готовить партизанскую войну новое руководство и не мыслило.

Здесь я, пожалуй, приведу воспоминания одного из тех, кого упоминает Дон Миллер, Старинова:

«О тайных планах гитлеровцев мы узнали, конечно, гораздо позже. Однако уже тогда по всему было видно, что гитлеровская Германия готовит нападение на нашу Родину: фашистские самолеты систематически нарушали наше воздушное пространство, в огромном количестве засылались шпионы, усилилась переброска немецких войск на Восток.

Но укрепленные районы на старых границах по-прежнему разоружались, строительство на новых границах велось черепашьими темпами. Столь же медленно у границы возводились противотанковые и противопехотные препятствия из-за недостатка средств заграждений.

В начале зимы 1940 года во дворе Второго дома НКО я столкнулся с Г.И. Куликом. Он недавно получил звание маршала и был в то время заместителем Наркома обороны (по вооружению. — А.П. ).

Кулик узнал меня:

— А-а-а... Сапер! Чего здесь?

Нельзя было упускать подвернувшийся случай.

— Работаю в ГВИУ, товарищ маршал Советского Союза... Все о минах хлопочем. Хотел с Вами поговорить...

— Зайди...

В кабинете я напомнил заместителю Наркома о случае на заминированной дороге в Финляндии.

— Вы тогда не дождались разминирования, товарищ маршал... Мины попортили всем много крови. А выходит, их недооценивают у нас и теперь!

Откинувшись в кресле, Кулик укоризненно покачал головой и, хитро улыбаясь, погрозил мне пальцем:

— Но! Но! Не в ту сторону гнешь, сапер! Мины твои нужны, никто не спорит. Да не так уж много их нужно, как вы там у Хренова подсчитываете.

— Но, товарищ маршал...

— Ты погоди!.. Повторяю, не так много их нужно. И не такие сложные, как вы предлагаете. Ну, были у белофиннов сложные мины, факт. Так ведь и простые имелись? Зачем же непременно выдумывать что-то сложнее финских мин? Прямо говорю тебе, сапер: не выйдет у вас это дело. Мины — мощная штука, но это средство для слабых, для тех, кто обороняется. А мы — сильные. Нам не так мины нужны, как средства разминирования. Миноискатели давай, сапер, тралы давай!

— Товарищ маршал, но ведь самые сильные армии не могут всегда и всюду наступать. А в обороне мины — могучее средство! Годятся они и для прикрытия флангов наступающих частей. Для воздушных десантов — просто необходимы. А для партизан? В тылу врага мины уже не оборонительное, а наступательное оружие. Они — те же торпеды...

Кулик даже крякнул и замахал рукой:

— Но! Но! Лекцию читаешь! Ваша должность, вижу, заставляет крутить мозгами не в ту сторону... Не так назвали ваш отдел, как надо. Надо бы его, в соответствии с нашей военной доктриной, назвать отделом разграждения и разминирования. Тогда бы и вы думали иначе. А то затвердили: оборона, оборона... Хватит! Кстати, есть тут у меня идея пиротехнического минного трала, — да времени нет оформить. Вы вот возьмите и подумайте над этим. Больше будет пользы, чем с жалобами ходить.

Нахмурясь, Кулик нагнулся над столом, придвинул какие-то бумаги. Стало ясно — разговор окончен» (Старинов И.Г. Записки диверсанта. С. 154—156).

На Волоколамском шоссе, неподалеку от Москвы, стоит интересный памятник. Он изображает мину, от которой каменными столбами отходят линии взрыва, поражающего немецкую самоходку. Любопытный монумент — наверное, единственный памятник, на котором изображена мина. И изображена по заслугам.

У панфиловской дивизии, что стояла на Волоколамском шоссе, было мало орудий и танков, а число противотанковых ружей было мизерным. А на дивизию наступало 200 немецких танков. Как же они были остановлены? Про солдат с гранатами и бутылками с зажигательной смесью можно прочитать довольно часто — но на самом деле много танков подорвалось на минах. Мины часто выводили из строя лишь траки — но тем не менее немецкие машины останавливались: на час, на день, на сутки, на двое. Без танков немецкая пехота вперед не шла. Немцы начинали разминирование, но это было трудно под обстрелом. Обойти же разрушенные мосты немцам было трудно: в Подмосковье много мелких рек, к тому же на протяжении трех месяцев женщины рыли здесь противотанковые рвы.

А пока немцы не могли преодолеть очередной рубеж, к панфиловцам подбрасывали еще несколько пушек, еще несколько противотанковых ружей, еще несколько ящиков снарядов. Немцы теснили и теснили дивизию — но медленно.

К концу октября в панфиловской дивизии осталось совсем мало солдат. Пришлось создавать очаговую оборону, между отдельными опорными пунктами ставились минные поля. Нет сомнения, что если бы не эти поля, немцы прорвались бы к Москве — остановить их было просто нечем: кое-где панфиловская дивизия имела всего 0,4 батальона на километр фронта.

Совершенно очевидно, что, если бы перед нападением немцев на СССР 22 июня 1941 года советскими саперами началось минирование границ, немецкие танки, конечно же, не смогли бы с такой легкостью вырваться на оперативный простор. Виноват в отсутствии соответствующего распоряжения И.В. Сталин...

Но вернемся к Дону Миллеру. Он продолжает:

«30 ноября 1939 г. началась война СССР с Финляндией, продолжавшаяся три с половиной месяца (до 13 марта 1940 г.). Боевые действия происходили морозной зимой в исключительно тяжелых природных условиях. Красная Армия несла большие потери. Помимо бездарного командования и сурового климата, причиной неудач РККА стало фактическое бездействие разведки. Вся агентурная сеть на территории Финляндии была парализована: радиостанции у резидентов отсутствовали, почтовые сообщения через третьи страны безнадежно запаздывали, связники гибли во время попыток преодоления линии фронта, либо попадали в руки финской контрразведки.

Война очень быстро показала необходимость заброса в тыл противника армейских разведывательно-диверсионных подразделений. Пришлось вновь создавать их в пожарном порядке и выводить на неприятельскую территорию без соответствующей подготовки и обеспечения. Результаты оказались печальными: ни одна группа, заброшенная в тыл финской армии, свою задачу не выполнила. Более одной трети их состава погибло в результате действий контрразведывательных органов противника, кроме того, многие просто замерзли в снегах Карелии и Лапландии.