Федор Булгаков - Дело о подкупе министра Луи-Филиппа

Тест показал, что знать не знает и ведать не ведает ничего. Дело становилось все более запутанным. Был ли Кюбьер обманщик или обманутый взяточник, а Пармантье – обманутый или вымогатель?

Тем временем оппозиция продолжала свою борьбу с возрастающей силой. «National» позволил себе заметить: «вероятно процесс г. Кюбьера кончится тем, что его прекратят». Но угроза тремя годами тюремного заключения и большим денежным штрафом напомнила газете, что не всегда уместно высказывать то, что думаешь. Однако, неделю спустя та же газета заявила по поводу новых выяснившихся подробностей этого дела: «у нас политика без всякой гордости, администрация без руля и ветрил, финансы в самом плачевном состоянии, много скандальных процессов и система подкупа, которая прямо-таки бессовестная».

Оппозиция обвиняла министерство в раздаче орденов за чисто личные услуги, обнаружились случаи тяжкого нарушения дисциплины в управлении армии и флота, ходили слухи об одном законопроекте, за который министру были предложены 1 200 000 франков. «Presse» рассказывала, как на третий лирический театр и на «Théâtre Italien» дана была концессия за взятки, и утверждала, что за 80 000 фр. представлялась возможность всякому добиться титула пэра.

Газета «National», указывая на одного министра, получившего от одной железнодорожной компании 500 вполне оплаченных акций, писала: «Неужели недостаточно поднять занавес, за которым оперировала эта шайка плутов, которую кабинет упорно охраняет, как своих добрых друзей? Когда правительство заходит так далеко, то настает его конец; если общее настроение умов обнаруживает такое недоверие, такое презрение к нему, то это правительство может еще оставаться, но оно перестает жить».

8-го июля 1847 г. палата пэров имела свое первое судебное заседание. Там не было ни особой скамьи для подсудимых, ни жандармов. Из обвиняемых присутствовали только двое. Пеллапра бежал. Зрителей явилось много, особенно депутатов. Четверть 12-го возвестили: «суд идет!» Появились герцог Павье, канцлер суда и президент палаты пэров, и члены суда, затем – Тест, Кюбьер и Пармантье в сопровождении своих защитников. Тест привел с собой еще двух адвокатов, из них один был раньше его секретарем, другой – начальником кабинета.

«Тесту 67 лет, у него южный выговор, большой, выразительный рот, глубокий шрам на правой щеке, плешивый и умный лоб, глубоко ввалившиеся глаза и иногда сверкающие блеском». Так описывает его Виктор Гюго. В петличке у него была росетка командора Почетного Легиона. Спокойно заявил он суду, что третьего дня он сложил с себя свою должность и свой титул. Это он сделал в письме к королю: «вручаю вашему величеству мою отставку от звания пэра Франции и президента кассационного суда, чтоб во время судебного разбирательства, которое начинается, быть охраняемым только своей невиновностью».

У Кюбьера, который на 6 лет моложе Теста, не было ни одного ордена. Пармантье только 55 лет. По свидетельству Гюго, «он толст, плешив, волосы его седые лицо красное, нос крючковатый, губы тонкие, мина плутовская. Это – человек, совершенно наивно сам себя считающий дрянью».

Большая часть этого первого заседания прошла в чтении обвинительного акта, на что потребовалось добрых три часа. Кюбьера – пэр Франции, Пармантье – адвокат, Пеллапра – бывший сборщик податей – обвинялись в подкупе министра публичных работ Теста взятками и подарками, с целью добиться концессии на копи каменной соли. Тест, пэр Франции, обвинялся в получении взяток и подарков. Сверх того, Кюбьер и Пеллапра обвинялись в присвоении себе части сумм, предназначавшихся на взятки. В тот же день Бюбьер, Тест и Пармантье были арестованы и посажены в «Conciergerie».

9-го июля состоялось второе заседание суда, опять-таки в присутствии многочисленной публики. С нетерпением слушалось чтение новых документов. Это были письма, адресованные Кюбьером Пеллапра. Их доставил суду вице-президент палаты депутатов Леон де-Мальвилль, получивши их в свою очередь от Мараста, сотрудника «National». Они доказали ясно, что Кюбьер во всем этом деле был самый несчастный.

«Отныне я не хочу уже более быть жертвой и одураченным г-м… (Тестом). Я наконец решился предоставить себя в распоряжение суда, чтоб избавиться, если возможно, от его алчности, чтоб не платить, чего я никогда не был должен».

Тест опять заявил, что он ничего не понимает во всем этом деле. Он пытался набросить подозрение на Кюбьера в том, что он присвоил себе все деньги, передававшиеся ему на взятки. Пармантье утверждал, что никогда не думал давать взяток. Но так как президент настоятельно желал узнать имя той личности, жертвой которой считал себя Кюбьер, то последний встал и со слезами на глазах указал на Теста.

В третьем заседании суда допрашивался бывший министр публичных работ. Он упорно отрекался от всего: «я отрицаю обвинения всеми силами моей души; я с твердостью чистой совести противопоставляю этим обвинениям безусловное отрицание, от которого ставлю в зависимость всю свою жизнь, всю свою честь, находящуюся в ваших руках».

Кюбьер давал деньги. Это несомненно. Тест не хотел брать никаких денег. Стало быть, плутом оказывался Пеллапра. Зять Пеллапра, князь Шимэ, услыхав такое обвинение против своего тестя, немедленно отправил Тесту вызов на дуэль с требованием тотчас же прислать своих секундантов.

В четвертом заседании суда узнали, что 12-го сентября 1843 года депутат Карл Тест, сын обвиняемого, сделал вклад в государственное казначейство на 95 000 франков ценными бумагами. Были прочитаны также письма, адресованные бывшим министром Пеллапра. Жена последнего, по указанию своего мужа, передала эти письма суду. Когда предъявили их Тесту, он взял их дрожащей рукой и сказал: «да, это – мои». Письма окончательно сразили этого подсудимого. Он уже потом не являлся в суд. «Вчера я – пишет Виктор Гюго, – видел Теста невинным, сегодня я вижу его виновным, вчера я дивился ему, сегодня я попытался бы его презирать, если бы он не был так несчастлив, и я питаю к нему только сострадание»…

Когда предъявили Тесту квитанцию государственного казначейства на 95 000 фр., он покраснел, с ужасом потер себе лоб и обернулся к сыну. Они обменялись несколькими словами, затем Тест стал перелистывать свою записную книжку, а сын его опустил голову на свои обе руки.

На следующий день в Париже царило большое возбуждение. Тест, накануне вечером, покушался на самоубийство в Люксанбургской тюрьме, куда его перевели. Он сделал два выстрела себе в рот и в сердце, но оба неудачно, и от них осталась только легкая рана на груди его. Раненый был очень спокоен, он попросил дать ему «Monte Christo» Александра Дюма-отца, но книги этой не оказалось в тюремной библиотеке. В тот вечер он обедал в компании со своими адвокатами и сын навещал его. Вскоре, как только ушли посетители, послышались выстрелы. Тест отказался сообщить, кто принес ему пистолет. 13-го июля он написал президенту Пакье: «г. канцлер! События вчерашнего заседания не оставляют никаких возражений относительно того, что касается меня, и для себя я считаю дело суда оконченным. Я заранее принимаю все, что решит суд в отсутствии меня. Суд, позволительно надеяться, не употребит против меня личного принуждения и не станет насильно добиваться моего личного и совершенно излишнего присутствия при актах правосудия и выяснения истины. Прошу суд быть уверенным, что это бесповоротное решение в моем сердце вполне согласуется с глубоким уважением к характеру и достоинству моих судей».