Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» Российской империи. От масонов до революционеров

Следующая атака Льва Давидовича была литературной. Он решил сыграть на том поле, где и впрямь был мастером, великолепным публицистом. Он выпустил книгу «Уроки октября». Причем в большей степени обрушился не на Сталина, а на Каменева с Зиновьевым. Ведь они были одного поля ягодой с Троцким. Поэтому Лев Давидович на них крепко обиделся, считал «предателями». Но и на литературном поприще Троцкий позорно проиграл. Подвели его собственные амбиции. Ленина уже окружали ореолом «святости», и Сталин тоже написал книгу, «Об основах ленинизма», — где с нарочитой скромностью представлял себя лишь учеником покойного. А Лев Давидович взялся оспаривать заслуги вождя, ставя себя на один уровень с Владимиром Ильичом, а то и выше его! Для массы рядовых партийцев это нетрудно было преподнести чуть ли не кощунством. Ну а оскорбленные Каменев и Зиновьев рвали и метали, готовы были смешать с грязью обидчика. Сталин даже заступался, смягчил их требования вывести Льва Давидовича из ЦК и Политбюро, выгнать из партии…

Но очень быстро пришла и очередь Каменева с Зиновьевым. Иосиф Виссарионович разгромил их в союзе с Бухариным… Он вел собственную игру. Вел умело, расчетливо, хитро. Сталин никогда не выступал инициатором очередных внутрипартийных междоусобиц! Нет, он предоставлял своим соперникам сцепиться и грызться между собой. Возникали то «левая», то «правая» оппозиции. А Иосиф Виссарионович в таких конфликтах до поры до времени помалкивал. Оказывался «над схваткой», получая роль третейского судьи. Отсюда и партийная масса привыкала, что Сталин — не «левый», не «правый», что он представляет «центральное» направление. Выверенное, взвешенное, а значит — верное. Привыкали, что не следует слепо кидаться на лозунги «левых» или «правых», что надо выждать — какую позицию займет Сталин.

Ну а главный его конкурент, Троцкий, неизменно оказывался в оппозициях. То в одной, то в другой. А по мере их поражений катился вниз. С поста наркома, из Политбюро, из ЦК… Верных соратников вокруг него оставалось все меньше. Одни перекидывались на сторону победителей, других за оппозиционную деятельность выгоняли из партии. Или переводили в другие города, куда-нибудь в глубинку.

По воспоминаниям одного из секретарей Троцкого, В. Кибальчича, в последних партийных баталиях число сторонников Льва Давидовича в Москве и Ленинграде оценивалось в 400–600 человек. О каких-либо серьезных схватках говорить не приходилось. Впрочем, последнее политическое выступление Льва Давидовича в России выглядело вообще анекдотически. Его приурочили к празднованию десятилетия революции, 7 ноября 1927 г. Троцкист И. Павлов пишет, что в этот день «оппозиционные лозунги вывешивались на стенах домов, где жили оппозиционеры. На углу Воздвиженки и Моховой красовались портреты Троцкого, Каменева и Зиновьева. С крыши сталинисты пытались сорвать их баграми. Активную оборону своих портретов вели оригиналы. Вооружившись половой щеткой с длинным черенком, Троцкий энергично отбивал атаки». Да, зрелище, наверное, было незабываемое. «Великий» Лев Давидович со шваброй высунулся из окна и защищает от сталинистов собственный портрет! В определенной мере символично, не правда ли? А за эти выходки и малочисленные демонстрации троцкистов последовало очередное наказание. Троцкий поехал в ссылку в Алма-Ату…

Одновременно, сокрушая оппозицию, Сталин начал прижимать и интересы иностранцев, разгулявшихся в России. Уже в 1924 г. был ликвидирован Роскомбанк. Его объединили с Наркоматом внешней торговли, а директор Роскомбанка Олаф Ашберг был смещен со своего поста. Были свернуты переговоры с Круппом, которому уже успели пообещать в аренду крупнейшие питерские заводы, Путиловский и Охтинский. А затем дело дошло и до тех бизнесменов, кто успел хапнуть в России концессии. На словах их по-прежнему приветствовали, обхаживали. Позволяли завезти оборудование, наладить производство. Но затем у капиталистов начинались неприятности. Советская власть била их чисто западным оружием, юридическим. Находила в концессионном договоре какой-нибудь подходящий пункт, который не выполнялся. Или возникали неожиданные помехи к его выполнению. Начинали вдруг бастовать рабочие, или появлялись проблемы с транспортными перевозками. Чиновники объявляли, что знать ничего не желают, нарушение договора налицо — и на этом основании требовали его расторжения.

История — увы, наука необъективная, слишком уж сильные отпечатки на ней оставляют политические конъюнктурные требования. Это в полной мере коснулось даже истории литературы. Например, если взять столь крупную фигуру в русской поэзии, как Сергей Есенин, то из его биографий выпал один из самых близких друзей. Причем, в отличие от большинства прихлебателей, во все времена окружавших Сергея Александровича, настоящий друг, бескорыстный и искренний. Он и на творчество оказал немалое влияние. А был этим другом знаменитый в свое время чекист Яков Григорьевич Блюмкин.

Он родился в Одессе в 1900 г., после революции примкнул к левым эсерам и пошел на службу в ВЧК. Мы уже рассказывали об операции, принесшей ему общую известность. 6 июля 1918 г. он убил германского посла Мирбаха. Это преподносилось как «левоэсеровский террористический акт», однако Блюмкина за совершенное преступление никто и не думал наказывать. Его объявили «бежавшим» и на время откомандировали с глаз долой, на Украину. Там он организовывал красное подполье, готовил покушение на гетмана Скоропадского, налаживал связи с Махно. В апреле 1919 г. вернулся в Москву, без всяких помех был принят в коммунистическую партию и восстановлен в центральном аппарате ВЧК. Точнее, он работал не на ЧК, а на Троцкого. Возглавил его личную охрану, выезжал на фронт в его поезде.

Когда они познакомились с Есениным, в точности неизвестно. Судя по всему, в это же время, в 1918–1919 г. Как истинный одессит Блюмкин считал себя ценителем искусства и тянулся к миру богемы. Навязывался в друзья к Мандельштаму, но неудачно. Захаживал Блюмкин и в знаменитое кафе имажинистов «Стойло Пегаса», где частенько бывал Есенин.

Что касается деятельности самого Сергея Александровича во время гражданской войны, то в начале 1919 г. он вступил в «Литературно-художественный клуб советской секции Союза писателей, художников и поэтов». Вошел в состав «литературной секции при литературном поезде им. А. В. Луначарского», разъезжавшего по городам и весям, чтобы нести искусство «в массы». В своих автобиографиях Есенин сообщает, что в 1919–1921 гг. много путешествовал по стране, и перечисляет те края, которые ему удалось посетить: Мурман, Соловки, Архангельск, Туркестан, Киргизские степи, Кавказ, Украину, Крым.