Луис Гонсалес-Мата - Невидимые властители. Записки агента

Рамиро Паскуаль Санс, Хулио С. Диас Бенхумеа, Игнасио Альфаро Арреги, Эмилиано Альфаро Арреги, Эмилио Гонсалес Гарсиа, Энрике Масо Васкес, Франсиско Фернандес-Лорига Гонсалес, Мариано Куадра Медина, Эмилио Хименес Бенаму, Грегорио Миллан Барбани, Фернандо Эрсе Вальдивиа…

Далее в статье говорится:

«Между тем в этом списке кое о чем умолчали: не указаны ни профессия, ни должность одиннадцати молодчиков. А ведь речь идет ни много ни мало как… о генеральном штабе испанских военно-воздушных сил в полном составе. И еще одно: стыдливо умолчали об именах двух знатных идальго. Это Николас Франко Паскуаль Побиль из семейства покойного каудильо Франко и Грегорио Лопес Браво, бывший министр экономики и важная персона в организации «Опус Деи». Два знатных идальго служили… посредниками в упомянутых комбинациях. Все без исключения, то есть одиннадцать плюс два, тем не менее хорошо известны французскому правительству, которое было весьма удовлетворено тактичностью, проявленной испанской прессой. В самом деле, все эти порядочные люди играли, если так можно выразиться, роль промежуточной инстанции во время продажи французских самолетов Южной Африке…»

В современной Испании, где в политической обстановке господствуют настроения компромисса и сильны пережитки франкизма, лица, замешанные в скандале по делу «Локхид», да и в других тоже, ничем не рискуют. Тем более что до сих пор существует изданный Франко закон, позволяющий прекратить дело без всякого судебного разбирательства. По-видимому, именно этот закон применим и в случае, который рассматривается в этой книге.

И тем не менее тактика, к которой прибегают в разных странах люди, умело манипулирующие компрометирующими материалами по делу корпорации «Локхид», оказывается рентабельной. Все грехи прощаются при одном лишь условии: верно служить тем, кому дозволено отправить вас в ад.

1976 год закончился событием, которое можно назвать не иначе как «сюрприз века»: на пост президента США был избран Джеймс Картер, безвестный политикан из провинции, выращивавший и бойко продававший арахис, а свое свободное время посвящавший чтению проповедей. Бго «открыло» руководство Трехсторонней комиссии, и с помощью мастерской пропагандистской кампании он был «катапультирован». Картер, разрекламированный как какой-нибудь новый стиральный порошок, появился на американской и международной политической арене в момент, как нельзя более благоприятный с психологической точки зрения — это были времена уотергейтского скандала, разоблачения преступлений ЦРУ, коррупций и подкупа, возведенных в систему, и т. п. — и, естественно, избиратели широко раскрыли объятия этому Дон-Кихоту XX века!

Пожалуй, иначе и быть не могло — Картер не только ничем не был запятнан, но еще и говорил об «антибюрократизме», о «правах человека», о «честности в ведении общественных дел», об «экономии государственных средств» [183], о «сосуществовании»; он проявлял «озабоченность» в связи с переживаемыми слаборазвитыми странами трудностями… Он говорил, говорил, сдабривая свою речь цитатами из Библии, перемежая ее молитвами… Разве можно было не избрать такую редкую для американской политики птицу?!

Выдвинутый на политическую авансцену руководством Трехсторонней комиссии, Картер «выскочил в президенты» благодаря поддержке со стороны негритянского населения (однажды так уже было, когда он был избран губернатором штата Джорджия), а также профсоюзов; его «признали» и либеральные круги политического и финансового мира. Вступая на президентский пост, Картер произнес речь, в которой подчеркнул, что США должны «подавать пример» и «не могут вести себя за границей, нарушая правила и нормы, соблюдаемые в своей стране. Мы— свободная страна и ни на минуту не можем проявить безразличие к судьбе свободы в остальных частях света. Наши моральные принципы обязывают нас решительно отдавать предпочтение обществам, которые, подобно нам, исходят из уважения человеческой личности».

Однако, несмотря на эффектность своего первого выступления, Картер вскоре разочаровал своих самых горячих поклонников и «сторонников».

Прошло несколько месяцев… Тот престиж и авторитет, которых Картер добился благодаря разглагольствованиям о «правах человека» в Латинской Америке и Африке или такому шагу, как назначение представителем США в ООН человека с черной кожей, и другим подобным мерам, растерялись на перекрестках международных конференций и политических вояжей, поизносились в ходе закулисных махинаций, осуществлявшихся политическим лобби и транснациональными корпорациями [184], растворились в национальном эгоизме и торгашеских интересах.

Критику навлекли на себя даже самые первые меры, принятые новым президентом. Негритянская часть населения США испытала глубокое разочарование, когда генеральным прокурором США был назначен Белл, а его заместителем — Флаэрти. Бытовало мнение, что эти лица «не отличались особым уважением гражданских прав цветного населения». Картера также упрекали за то, что он не сохранил во главе комиссии по контролю за потребительскими товарами негра Гаррета, получившего это назначение при Форде.

Профсоюзы, представители которых не первый десяток лет принимали непосредственное участие в определении кандидата в президенты США, устами влиятельного бильдербержца Керкленда выражали откровенное недовольство по поводу отказа повысить почасовую заработную плату. По-видимому, во время предварительных переговоров руководители АФТ — КПП получили принципиальное согласие Картера, хотя письменно это обязательство зафиксировано не было.

Складывалось впечатление, что 1977 год — год начала президентского мандата Картера — рисковал оказаться для него началом конца… Так, Картер обещал установить «царство честности», но сам решительно поддержал отъявленного жулика Берта Лэнса, назначенного директором бюджетного управления. Он обещал сократить военные расходы на 7 млрд, долларов (в представленном Фордом проекте бюджета их уровень достигал 123 млрд, долларов), а вместо этого увеличил их на 4 млрд, долларов в сравнении с 1976/77 финансовым годом. Он заявлял, что намерен предпринять преобразования в административной и налоговой системах и увеличить расходы на социальные нужды, но не отдавал себе отчета в том, что проводить одновременно эти противоположные меры невозможно. Он обещал бороться за уважение прав человека, однако вскоре сам же принял меры, которые шли вразрез с этими красивыми словами… «Защита Запада против опасности гегемонистских устремлений международного коммунизма» стала предлогом для отказа от добрых намерений и явилась основанием для требований, чтобы американцы согласились на новые жертвы…