Геннадий Смолин - Как отравили Булгакова. Яд для гения

4) Выводы в акте не учитывают полной картины случившегося.

В заключении о причинах смерти Булгакова патологоанатом (А. И. Струков) написал:

«На основании данных вскрытия следует заключить, что смерть гр. М.А.Булгакова последовала от уремии и последующего отравления организма».

Поэтому можно категорически утверждать, что было еще одно медицинское заключение о причинах смерти М. А. Булгакова, подписанное не одним профессором А. И. Струковым. Известный же всем вариант заключения был куда более удобен для отказа в возбуждении уголовного дела против анонимных убийц. Из архивных документов видно, что свидетельство о смерти Булгакова получала Е. С. Булгакова. («Медицинская справка, на основании которой составлена запись о смерти, к актовой записи не прилагалась».) Считаю этот ответ отпиской. Многое может проясниться, если работники архива не пожалеют времени и сил и попробуют отыскать этот акт. Для читателей, мало информированных о тонкостях уголовно-процессуального судопроизводства, поясню: только работник милиции, следователь, прокурор или суд вправе сделать вывод о результатах вскрытия патологоанатома при крематории Донского монастыря. Какие бы выводы ни сделали судмедэксперты, последнее слово остается за правоохранительными органами.

Против великого писателя России было совершено уголовно наказуемое преступление, и никто до сих пор не понес за него наказания.

Постфактум

В связи с юбилеем Михаила Булгакова в прессе и на телевидении прошло немало посвященных писателю публикаций, передач. Во многих газетах приводилась причина смерти писателя – наследственная болезнь: дескать, его отец скончался от нефросклероза почек в таком же возрасте. Но ни в одном из средств массовой информации даже не поднимался вопрос о насильственной смерти Булгакова. Однако все попытки Эдуарда Хлысталова довести расследование преступления до конца неизменно наталкивались на сопротивление соответствующих ведомств, допуска к архивным материалам ему не давали. Покров тайны над трагическими событиями далекого 1940 года так и не был даже приоткрыт.

Открытка, присланная полковником МВД Эдуардом Хлысталовым, показалась мне тяжелее куска свинца. Как раз тогда, когда мысли мои стали оформляться и забрезжила надежда, что мне удастся-таки разобраться со всей этой Булгаковской галактикой, как раз тогда, когда из хаоса начала вырисовываться более или менее ясная и стройная картина, я почувствовал, что почва стала предательски уходить из-под ног, что вязкая, липкая трясина неопределенности снова засасывает меня в свои глубины…

Уже несколько недель было потрачено на расследование жизни и смерти Булгакова, и я явственно ощущал, как с каждым днем угасал мой интерес к жизни. Меня волновало лишь то, что было связано с Мастером – и ничего более иного! Снова и снова в моей голове прокручивалась беседа с Эдуардом Хлысталовым. На кой черт он всучил мне эти папки с документами?..

Итак, Эдуард Хлысталов сообщал:

«У меня была запланированная встреча в ресторане, где посетителей обслуживают слепые кельнеры… И эти двое мужчин в черном… Они явно преследовали меня… Дорогой друг, будьте осторожны, берегите себя. Нам с Вами важно сохранить те крохи наследия М. А. Булгакова, которые сосредоточены в Ваших руках. С уважением, Ваш Э. А. Хлысталов».

Действительно, все это походило на какой-то дурацкий розыгрыш… Кому понадобилось гоняться за рукописью и документами, неким образом связанными с великим писателем, давно умершим? Я часто задавался этим вопросом, остроту которого притуплял стакан столичной водки. Но вопросы оставались, а ответов так и не было.

Я отдавал себе отчет в том, что, наряду с маниакальной страстью к исследованию булгаковской проблемы, меня снедает беспричинное недовольство по отношению к Эдуарду Хлысталову. Недовольство человека, чья жизнь полетела кувырком, – и все из-за случайной встречи с каким-то экс-следователем с Петровки, 38! Видимо, у всех нас исподволь рождается желание переложить свою вину на плечи другого… Я вспоминал первую встречу с Хлысталовом в Питере, когда мою головную боль как рукой сняло и где я был счастлив, точно влюбленный. А теперь? Я, как крот, зарылся в работу, в расследование, и с одержимостью маньяка созидаю замки на песке – жизнеописание жизни и смерти Булгакова. Всякий раз, когда я отвлекался от темы, на ум приходила примитивнейшая из мыслей: галактика по имени «Булгаков» все больше и больше засасывала мою душу, а я все глубже и глубже погружался в нее – в рассвеченный звездами шлейф, во тьму и хаос неизвестности. Поверьте, говорю это не ради красного словца. Прошло всего несколько недель, а квартиру мою узнать было просто невозможно. Горы бумаг, журналов, книг, куда ни глянь; повсюду пустые бутылки из-под водки да грязные тарелки с остатками еды на письменном столе, на стульях, на полках книжного шкафа, на полу. Полнейший беспорядок! Пару дней назад я битый час потратил на поиски ксерокопии статьи из медицинского журнала, в которой говорилось о болезни Булгакова, и не нашел. Это привело меня в ярость. Я опрокинул стол – книги россыпью полетели на пол. Это еще больше взбесило меня. Я криком кричал, проклиная Эдуарда Хлысталова и себя самого. Увы, я утратил контроль над собой…

Я чувствовал, что меня поглощает тьма. Свет стал невыносим, я начал болезненно реагировать на него. Если в комнату проникал солнечный луч, он вызывал у меня боль не столько в глазах, сколько в мозгу. Словом, я впал в транс, как зверь в зимнюю спячку. И выглядеть стал соответственно: как медведь, залегший в берлогу. Как-то утром поймал себя на мысли: все труднее и труднее становится раздвигать шторы и занавески, все труднее солнечному лучу пробиться ко мне в квартиру. Я перешел на иное освещение – настольную лампу и ночник над кроватью. Они давали ровно столько света, сколько было необходимо, чтобы разобрать слова на странице, и не больше.